- Определись уже. Что ты во мне видишь? Чего ты от меня хочешь? – Теру равнодушно изучает взглядом противоположную стену, думая только о том, что слов в последнее время стало слишком много. И то, что между ним и Камиджо – это уже давно не дружба, не любовь, и не просто «секс в удовольствие». А «что-то большее» пугает гитариста, потому что пока не имеет определения.
Камиджо стоит за спиной Теру, медленно выкуривая уже третью сигарету за утро.
- А что ты хочешь, чтобы я в тебе видел? – отвечает вопросом на вопрос, усмехаясь сам себе и прикрывая глаза. В воздух отправляется ещё одно колечко дыма, на какое-то время, так же как и тишина, повисая, а после растворяясь серебристой дымкой. В туманном утре это выглядит именно так – и нереальное солнце за толщей перламутровых облаков, размытым пятном ознаменовывает рассвет. Настоящее жемчужное небо. Занавески на окнах теплого медового оттенка мешают проникновению света. За окном медленно, в чинном спокойствии крупными хлопьями идёт снег.
- Не знаю. Это у тебя в запасе много красивых слов. А мне всё чаще кажется, что ты используешь меня как игрушку для постели.
Камиджо отрывается от созерцания снега за окном, поморщившись от слов Теру. Не правда, это абсолютная глупость, и он это знает, и почему он заводит этот разговор сейчас…
- А мне кажется, что наоборот. Это я для тебя, а не ты для меня «игрушка». Но ведь только кажется, да? Иначе зачем всё?
Ещё порция дыма в воздух, Теру глубоко вдыхает его, отравленный никотином, и закрывает глаза, сознавая свою ничтожность. Камиджо прав и не прав одновременно, а почему – вряд ли гитарист сам это до конца понимает. Он только хочет скрыться сейчас, в этот момент, от всего мира. И совсем не хочет ощущать руки Юджи на своём теле.
А вокалист садится рядом, на кровать, обнимая Теру, касаясь губами шеи. Ночь без сна – потому что они так и не пришли к единогласному решению. Они оба чувствуют почти незаметную перемену – в отношениях, чувствах, во всём, что касается только их двоих. И ещё не знают, к чему она – к лучшему? Что с ней делать?
Камиджо усаживает Теру себе на колени, сводя его ноги у себя за спиной и прижимая к себе, как самое невероятное сокровище. Он захлёбывается в беззвучных эмоциях, хрупкой нежности и удивляется спокойному ритму сердца – оно привыкло.
Скользнув рукой под единственный предмет одежды – застёгнутую на две-три пуговицы рубашку, вокалист безошибочно пальцами находит уже затянувшиеся ранки и шрамы, и свежие – только-только переставшие кровоточить. Теру вздрагивает от прикосновений к себе, приникая к Юджи.
- Знаешь, почему всё так? – шепчет Камиджо, нежно касаясь истерзанной кожи, отчего гитарист судорожно выдыхает, одними губами умоляет не прекращать.
- Почему?.. – всхлипнув, потому что Камиджо поднимает руку выше, расстёгивая пуговицы и обводя кончиками пальцев напряжённые соски. Другой рукой он поддерживает Теру за спину, с силой проводя линию вдоль позвоночника.
- Потому что ты до безумия любишь боль. Кажется, больше даже, чем себя. Правда, тебе ещё удаётся не переходить эту самую грань, - Юджи отстраняется, осматривая хрупкую фигурку перед ним. На боках – пугающие синяки, продолговатые бледные змеящиеся шрамы от плетей, заметные покраснения на шее, следы укусов на груди и плечах.
Теру полностью обнажён, и совсем не боится этого, кажется, наоборот – это придаёт ему смелости – насколько это возможно.
- Ты знаешь, я мог бы окружить тебя нежностью и… и это был бы только твой, наш идеальный мир. Я…
- Нет, - гитарист качает головой, - это совсем не нужно.
Сказка летит к чертям.
- Помнишь, ты говорил мне, что любишь?
- Люблю…
- А что ты любишь больше: меня. Или… боль?
- Тебя.
- Тогда почему ты не…
- Какая разница. Мне так больше нравится.
Теру откидывается на подушки, подумав о том, что уже давно не спал у себя дома.
- А мне нравится, когда ты такой. – Камиджо склоняется над Теру, и ему хочется сейчас улыбнуться, но невесомая иллюзия настолько невозможна, что он боится даже вздохнуть, - Мне кажется, что моя мечта начинает сбываться, - тихо прошептав, обводит кончиком языка контур губ, дрожащими пальцами выводя узоры на внутренней стороне бёдер, от чего гитарист едва слышно ахает.
- Какая мечта?
- Не важно. Не хочу сейчас никакой грубости. И боли. Я не могу причинять тебе боль.
Камиджо убеждает себя в том, что сейчас он уж точно не сдастся. Он не сможет, потому что ему кажется, что это уже слишком – на полном серьёзе ранить, истязать того, кого любишь. Не смотря на то, что Теру всегда сам этого хочет и едва ли не умоляет. Он не раз повторял, что такая, физическая боль, причинённая намеренно, сравнительно лучше боли моральной, которая часто настигает неожиданно.
- Ками, - Теру обвивает талию вокалиста ногами, заставляя быть ближе, и притягивает его к себе за шею.
- Нет.
- Пожалуйста. Я хочу…
- Теру… нет, - глядя на распростёртое тело, Камиджо бесконечно ругает себя за свой слишком мягкий характер. Он каждый раз всего лишь боится причинить слишком большой вред, что довольно легко, но никогда, ещё никогда у него не получалось сказать «нет».
В последний раз нежно поцеловав Теру в губы, он без предупреждения впивается зубами в кожу чуть выше ключицы. Собрав выступившие капельки крови губами, кусает почти тут же, и дальше, оставляя горящую цепочку укусов. Приподнимая Теру, привязывает его руки к изголовью кровати верёвками – не очень сильно, но надёжно, заставляя принять неудобную позу. Так же привязывает ноги, лишая возможности двигаться.
Он в очередной раз убеждает себя в том, что гитаристу это нравится, и именно поэтому он опять будет делать всё, что захочет его Маленький Принц.

Забываясь, Теру кричит, сам не зная, от чего – от боли или наслаждения. Он уже почти не чувствует рук, часто дыша, жалея, что не может подставляться под удары. Криком, хриплыми стонами, он умоляет продолжить, а по лицу катятся слёзы. Но Камиджо, замечая кровь на красных от ударов плетью местах, не спешит исполнять мольбы, с ужасом понимая, что Теру сейчас просто не отдаёт себе отчёт в том, что дальше – уже опасно. Гитарист хнычет, умоляя о продолжении, а Юджи ласкает губами чувствительную кожу, обжигая её горячим дыханием.
От малейшего движения по телу разливается боль, Теру стонет, кричит, и просит ещё – сильнее, жёстче. Слизывает с уголка губ капли крови, из под ресниц глядя на вокалиста. Тело болезненно, пугливой дрожью реагирует на каждое прикосновение, голова кружится от избытка боли и избытка удовольствия – Теру не знает, чего он сейчас хочет больше. Он едва слышно всхлипывает, когда Камиджо прекращает оставлять укусы и царапины, просто кое-где касаясь губами.
Приподнявшись над гитаристом на коленях, найдя удобное положение, Юджи опускается на напряжённую плоть Теру, тихо простонав. Резко подавшись бёдрами навстречу, гитарист всхлипывает, ощущая верёвки, сильнее врезающиеся в запястья. Он глубоко дышит, мелко дрожа, и снова и снова безуспешно пытается освободиться.
Когда до конца остаётся совсем немного, Камиджо отстраняется; Теру выдыхает сквозь зубы, пытаясь угадать, сколько вокалист его будет мучить в этот раз. И снова оказывается не прав.
Спустившись ниже, Юджи проводит ладонями по бёдрам, целуя низ живота и забирая в рот его член. Теру стонет в голос, сдаваясь слишком нежным ласкам, от которых кружит голову. Гитарист забывает о других ощущениях, полностью отдаваясь во власть наслаждения, оргазм накрывает его через совсем короткое время, расслабляясь, он не чувствует того, что Камиджо освобождает его от верёвок, мимолётно касаясь губами синяков на запястьях. Целует гитариста в лоб, в виски, закрытые дрожащие веки, но Теру слишком ушёл в себя, чтобы реагировать на такую невесомую нежность, такие мимолётные ласки.
Под веками яркие вспышки, и если не двигаться – боль почти не чувствуется.
Вокалист властно целует его в приоткрытые губы, и Теру отвечает на поцелуй. В момент, когда гитарист ожидает этого меньше всего, Юджи входит в него, расслабленное тело легко поддается. Глухо простонав, Теру тянет руки к волосам Камиджо, путая в них пальцы, притягивая его к себе.
Ещё немного – и по позвоночнику вниз проходит разряд, искра для вспышки – и Камиджо, выгибаясь, тихо стонет, пытается унять сбившееся дыхание, опускаясь на кровать.

Теру почти не двигается, глубоко дыша, он не спит, но лежит с закрытыми глазами и едва заметной улыбкой.
- Идём в душ, - тихо произносит Камиджо, взяв гитариста за руку, сплетая пальцы. Он хочет бежать от осознания того, что это он в очередной раз растерзал тело Теру, на котором снова будут долго не сходящие шрамы, вообще – все эти следы. Следы сумасшедшей любви.
- Я не хочу.
- Надо. На тебе кровь… ты весь… Теру, господи, зачем тебе это…
- Она уже засохла. Я не… - гитарист не успевает окончить фразу, Юджи встаёт с кровати и подхватывает его на руки. Маленькая хрупкая фигурка, Теру смеётся, пытаясь опуститься, но Камиджо его не отпускает.
Пара минут, и по телу пробегает дрожь от тёплых струй воды.
Гитарист серьёзно смотрит, словно пытаясь понять всё-таки, почему Камиджо так к нему относится. Вокалист не даёт ему ничего сделать, мягко проводя по бледной коже губкой. Вода окрашивается в розоватый цвет, Теру едва слышно шипит, когда Юджи касается свежих ран, но сейчас он – просто подвижная кукла. Подставляется под руки вокалиста, а тот осторожно поворачивает его, словно пытаясь смыть ссадины и царапины, иногда касаясь губами.
И просит прощения, как будто это поможет ранам затянуться быстрее.
- Ками, я сам этого хотел.
- Глупый. Милый мой…
- Мне это нравится, - повторяет на выдохе. Только в моменты подобной нежности власть принадлежит Камиджо. И Теру не может не признать, что это ему тоже нравится, что лёгкие касания, почти не ощутимые, тоже сводят с ума, и даже, наверное, ещё больше, тем удары. Но уже поздно.
- Никогда этого больше не говори, слышишь?
- Слышу, - он улыбается, глядя исподлобья, как будто виновато. А Камиджо проклинает всё на свете из-за того, что, когда-то легкомысленно сказав «не смей подчиняться», сам стал марионеткой. Ломанный танец рук, резкие движения – подвешенный на ниточках.
Вряд ли Теру отдаёт себе отчёт в том, что всё зависит от него, и ему это, в общем-то, не кажется важным. Ему кажется величайшей ерундой всё, о чём ему говорил этой ночью вокалист, что-то об обязательствах и сознательном причинении боли. «К чему вся эта формальность?» - спрашивает Теру, обращаясь к рассудку, который говорит, что подобная жизнь – не на долго. И что скоро это всё закончится, они забудут об этом, каждый пойдёт своей дорогой по жизненному пути.
Но только сейчас гитарист понимает, что эта «настоящая» жизнь – не для него. Он всегда хотел бы быть с Камиджо, и хочет, и пусть это не кончается никогда.
Неожиданно Юджи впивается поцелуем в рот Теру, прижимая его к стене всем телом.

« - Я люблю тебя.
- Я тебя тоже »

Освободив окно от занавесок, Камиджо смотрит на небо, по-прежнему какое-то сказочное, всё затянутое облаками, но благодаря солнцу они словно светятся изнутри.
- Ты уверен, что это исчезнет? – проводит рукой по тонким, почти затянувшимся ранам на спине Теру.
- Не знаю, - беспечно пожимает плечами гитарист, натягивая футболку.
- Тогда не теряй голову, пожалуйста, - Юджи прижимает его к себе, тут же отпуская.
- А то что?
- А то мне придётся сойти с ума вместе с тобой.

back