Лев устало посмотрел на Алису. - Ты кто? - спросил он, зевая после каждого слова. - Животное?.. Растение?.. Минерал?..



Книжка была ярко раскрашена, полузнакомые буквы свивались в слова, слова - в строчки, понять смысл которых было уже совсем невозможно. Он часто просил старшую сестру почитать из книжки, она была взрослой и учила английский язык в школе. И даже она не очень понимала, о чем идет речь. Но Руке все равно нравилось ее слушать - как мелодично течет ее голос, как незнакомые слова складываются почти в песни. А больше всего ему нравилось разглядывать картинки. Самая его любимая - на всю страницу - с волшебными животными, была затерта от частых прикосновений - Рука непроизвольно гладил пальцами кудрявую гриву и изгиб спины оскалившегося льва, трогал длинное копье, торчавшее изо лба вставшей на дыбы лошади... Он часто придумывал себе истории про льва и лошадь, почему-то ведь они решили подраться. Очень было интересно, почему. Предложенную сестрой версию - что лев просто хочет съесть лошадь - Рука с негодованием отверг. Нет, в этой истории должна была быть какая-то тайна. Все не так просто. Да и такой красивый, благородный лев - разве он станет есть лошадь? Наверное, он за что-то разозлился и хочет ее просто укусить. Не до смерти. Просто чтобы она так больше не делала...

За лошадь было страшно. Не смотря на длинное копье во лбу, она была такой хрупкой и уязвимой перед разъяренным львом... Но лев все равно нравился Руке гораздо больше. Это был благородный и одинокий лев. Он всегда поступал по справедливости. Он был таким надежным и сильным. Он был царем всех зверей, а глупая лошадь этого не поняла и расстроила льва... Ну как можно было быть такой неосторожной?.. Сейчас вот лев ее и съест...

*

Рука открыл глаза и перевел дыхание. Эти сны... Он перевернулся на живот и потерся бедрами о простыню. Ужасно. Мало того, что в паху мучительно ныло и тянуло, так еще и пить хотелось. А это значит - точно вставать и ползти на кухню... Там должно было оставаться пиво... Ведь там же должно было оставаться пиво?.. Самое неприятное, что даже этого точно сказать было нельзя - кто знает, имели ли хозяева вечеринки привычку оставлять что-то на утро... Рука со стоном подполз к краю дивана и посмотрел вниз. Может, хоть что-нибудь?.. В темноте ничего не было видно. Он выпростал руку из-под себя и пошарил по полу. Что-то мягкое и теплое. И мусор под пальцами. Кажется, все-таки надо вставать...

Дверь в коридор нашлась не с первой попытки, зато на кухню он перенесся практически нечувствительно. Удар плечом о косяк - и вот уже прохладная свежая вода льется в спазматически сжимающийся желудок, аххх... Хорошо. Сев на пол и прислонившись к стенке спиной, Рука быстро замерз. Сон уже почти испарился из отравленного алкоголем организма, а вот воспоминания о безобразной вчерашней пьянке и последовавшем за ней непотребстве неожиданно всплыли из небытия. Рука почесал нос, чувствуя, что краснеет. Так глупо - сам себя стесняется. Ну, не стесняется. Стыдится. Тоже, разница. Он запрокинул голову, касаясь затылком прохладной стены, и посмотрел в окно - еле начинающий светлеть синий квадрат на фоне сплошной черноты. На самом деле ничего такого вчера и не было. Перепил немного и полез ко взрослому мужику в чувствах объясняться. С кем не бывает. С этим вот, наверное, было не раз. Высокий, красивый... Безумно красивый. Сильный. Наверное. Рука так и не узнал. Слава богу, оттащили почти сразу, уложили в уголке...

На самом деле, это все глупости. Просто расслабился, заигрывал со всеми подряд, не различая пола и возраста... С кем-то даже целовался - в углу, притиснувшись к стеночке... А потом пошел - не наевшийся, с похабной ухмылкой и разъезжающимися глазами - предлагаться. Осмелел. Соблазнитель хренов.

Рука сглотнул снова пересохшим горлом. В висках ломило ужасно. И поделом... Позорище...

Надо было бы подняться и попить еще, но сил на это не было. Хотелось безвольно сидеть на холодном кафельном полу голым задом и предаваться самоуничижительным воспоминаниям.

Когда Рука встретил его в первый раз, он самонадеянно решил, что понравился этому холодному неприступному секс-рок-идолу. Скорее, кстати секс, а уж потом рок. Тот даже улыбнулся и сказал что-то ободряющее. Что-то о музыке Nightmare и новых ботинках Руки - они познакомились в магазине. Это было немного похоже на сказку - еще пять лет назад он и представить не мог, что вокалист Penicillin будет слушать и тем более одобрительно высказываться насчет его музыки. Ну и вкуса к одежде тоже. Он вообще не представлял себе никогда ничего подобного - Penicillin всегда были "настоящей" группой, их показывали по тиви, и их диски продавались в магазинах. Про них писали в журналах. Какая разница, что пять лет назад гораздо чаще, чем сейчас… Все равно это было чересчур здорово - даже теперь, когда музыка Nightmare потихоньку пробивалась на первые позиции чартов. Рука был поражен в самое сердце и, удивляясь собственной наглости, пригласил нового знакомого сходить вместе в бар. И тот не отказался…

Остаток дня прошел в судорожном подборе шмоток для "первого свидания" - нужные люди тут же подсуетились и сообщили, что, судя по слухам, Хакуэ предпочитает мужчин...

Наверное, так и было. Хакуэ предпочитал мужчин, а не смазливых мальчиков в полупрозрачных рубашках и настолько обтягивающих джинсах, что раз десять за не особо длинную встречу Руке пришлось бегать в туалет "освежиться". Хакуэ был великолепен. Остроумен, доброжелателен и сдержанно весел. Но абсолютно равнодушен. Они договорились встретиться в конце недели, и эти мучительные дни Рука посвятил самой идиотской деятельности, что можно было себе представить. Он скупил в магазинах все касающееся Хакуэ и Penicillin. Он сидел на диване, поджав под себя ноги, и пялился в телевизор. И потихоньку прозревал.

За полчаса до "второго свидания" им овладела такая убийственная апатия и разочарование, что он еле заставил себя все-таки подняться и поехать куда-то на Гиндзу, в крикливо-дорогое кафе, где они договорились встретиться. Он опоздал на полчаса. Хакуэ опоздал на час. А вечером, сидя один в пустой квартире, Рука рвал на себе волосы от обиды и отчаяния. Все складывалось совсем не так. Абсолютно не так. И самое обидное, что к Хакуэ было не придраться. Он был ровно таким как всегда. Он охотно шутил и рассказывал какие-то истории, выслушивал сбивчивые рассказы Руки и что-то рассудительно советовал в ответ - Рука не слышал, что, он был заворожен. Грация и сила, благородство и сдержанность… Полная противоположность тому, что Рука ожидал увидеть. Полная противоположность всем, кого он встречал раньше. Ну почему, почему именно этот - совершенно случайный и посторонний человек?.. Рука не знал. Он не мог задумываться. Он просто купался в ауре силы и спокойствия, он плыл по течению, с надеждой заглядывая в глаза за затемненными стеклами очков. Низкий волнующий голос будил что-то страшное и неконтролируемое… Да, да, все так, все безнадежно. Хакуэ ни разу не намекнул на то, что их отношения когда-нибудь каким-нибудь образом могут выйти за рамки приятельских, но... Но зачем он был так соблазнителен? Зачем так покровительственно улыбался, зачем так близко сидел? Зачем, черт возьми, смеялся шуткам Руки?..

Безумие. Рука очень редко влюблялся. Он был прагматиком и реалистом до мозга костей. До глубины души... До того, как встретил Хакуэ. А это была именно влюбленность - тяжелая и тоскливая. Невыносимая близость и невозможность этой близостью воспользоваться. Казалось, чуть ближе - и тот выпустит когти. Своя территория. Своя жизнь. В которой Руке нет места...

Конечно, если проанализировать здраво - сейчас можно уже и здраво, один черт! - в большей степени на его чувства - на их интенсивность - повлияла недоступность Хакуэ. Он сходил с ума, представляя, какими могут быть его губы... Вкус... Дыхание… Несколько раз клялся себе - один поцелуй - и все. Совсем все. Перестанет думать о Хакуэ, перестанет даже представлять себе, ласкаясь в душе - как бы оно могло быть... Только один поцелуй.

Ха.

Вчера Рука получил свой поцелуй. Горькие от пива губы. Распахнувшиеся удивленно глаза. Языком - по прохладному металлу сережки, облизывая, приникая, проникая внутрь... И упершиеся в грудь руки, успокаивающий шепот: "кажется, малыш перебрал..." - из-за плеча…

Это было настолько унизительно и больно... Что Рука позволил оттянуть себя от выпрямившегося Хакуэ, глупо хихикая полапал кого-то за непонятные части тела - пальцы онемели - и позволил уложить себя на диван. Тупо глядел на мельтешащие размытые пятна и не мог понять, почему так жжет глаза. А потом подошел кто-то, Рука не разглядел, кто, и поцеловал в губы. Это был такой нежный поцелуй... Самый нежный и ласковый в его жизни. Рука не выдержал и разревелся, цепляясь за лацканы темного пиджака, а неизвестный обнимал его и гладил по спине, позволяя выплакаться. Потом этот человек ушел, а внутри осталась горькая саднящая пустота, как будто с кровью и мясом выдернули что-то важное и унесли. А потом Рука уже заснул, ему снилось сладкое и чувственное, и пах тянуло, но... Но сейчас он сидит на полу в чужой кухне, за окном рассвет, и виски раскалываются от боли и отчаянья. И нет сил подняться. Найти свою одежду и уйти из этого дома, где за тонкой стеной уже слышны их голоса - Хакуэ и того... Другого. Которого не за что ненавидеть, но и благодарить не хочется. За что? За то, что он защищает "глупого малыша", влюбившегося в сильного и независимого льва? За то, что он понимает то, что сейчас чувствует Рука? За то, что он дал выплакаться и утешил вчера?..

Руке плевать на него. Он - другой. Тот, из-за кого Хакуэ никогда не почувствует к нему даже сотой доли того, что чувствует Рука. Самая главная проблема. Самый страшный враг. Если бы Рука и в самом деле был единорогом из старой детской книжки, он бы затоптал его, проткнул бы рогом... И лег бы со львом. И плевать, что хищник его просто сожрет… какая разница? Рука давно потерял свою любимую книжку. Ему всего двадцать, а он уже потерял все, что мог.

Утренний рассыпчатый свет подползал к ступням ног, и Рука отчаянно мерз, не в силах заставить себя подняться с пола. Он бессмысленно смотрел в окно, а губы сами собой повторяли давно забытые и так до сих пор и непонятные строчки:

`The Lion and the Unicorn were fighting for the crown:
The Lion beat the Unicorn all round the town.
Some gave them white bread, some gave them brown:
Some gave them plum-cake and drummed them out of town.'
Когда в кухню вошел зевающий Хакуэ, Рука его не увидел. Он был очень далеко - лет на пятнадцать раньше наступающего дня. Хакуэ равнодушно скользнул взглядом по обнаженному телу сжавшегося в комок Руки и, достав из холодильника пару бутылок пива, ушел обратно в спальню.

-And drummed them out of town… - прошептал Рука и закрыл глаза.