I, will battle for the sun
And I wont stop until I'm done.
Placebo - Battle for the sun


Поворотный механизм снова заработал, и огромный металлический шар с грохотом столкнулся со стеной, сминая кирпичную кладку, как бумагу. Летели куски камня, сыпались стёкла, штукатурка, обрывки обоев, и, каждый раз, когда шар отводился для нового удара, обнажалась жизнь, бурлившая в этом доме до решения о его сносе - цветастые потолки, одинокие лампочки, следы от мебели, простоявшей на одном и том же месте не одно десятилетие; в маленьких сотах - целая жизнь, проживаемая каждым человеком. Юки, притаившись у ограды, лихорадочно делал зарисовки, одну за другой, ломая карандаши, стирая и начиная заново, практически не отрывая глаз от происходящего с домом, поэтому он далеко не сразу заметил, что техника исчезла, вокруг стало тихо, а затем его неласково вздёрнули, встряхнули и строго поинтересовались:
- Ты что тут делаешь? Тут опасная зона!
Парень похлопал глазами, фокусируя взгляд на нарушителе покоя: тот был на пол-головы его выше, взлохмаченный, обряженный в полицейскую форму, которая явно была слишком широка.
- Рисую, - растерянно выдавил Юки, показывая на бумаги в руках и на камне, куда он складывал уже готовые наброски.
- Рисуешь, значит, - прищурился полицейский и уже был готов отпустить художника, но тот сам оттолкнул его, бросился к своим рисункам, которые грозили вот-вот улететь, увлекаемые ветром.
- Куда?! - не понял сначала полицейский, но Юки, не обращая никакого внимания на предупреждающие крики, побежал за листком, который воздух нёс в сторону сносившегося здания, именно в ту его часть, где именно уже собралась обрушиться уцелевшая стена.

- Будешь сидеть тут, - хмуро сообщил полицейский, закрывая парня в одиночной камере.
- За что? Зачем? Отпусти, - заныл тот, тут же картинно бросившись на прутья, но сразу прекратив свои дурачества, стоило лишь почувствовать резкую боль в лодыжке, - эй, болванчик, у меня нога болит. А вдруг ты мне ее сломал?
- Сломал, как же, - неуверенно хмыкнул полицейский, оценивающе оглядывая заключенного, - за что я, по-твоему хвататься должен был? Нечего, я тебе жизнь спас, между прочим.
- Ага-ага, - закивал Юки, - кстати, как звать-то тебя, спаситель?
- Наоки.
- Ага, Наоки, значит... И на каком основании я здесь?
- Нарушение административного порядка и совершение действий, имевших угрозу для должностного лица.
- И сколько мне за это полагается? - уныло спросил художник, опускаясь на пол: официальная формулировка развеяла все его надежды.
- Сутки.
- А потом?
- Потом будешь свободным. Тебе же есть куда идти?
- С чего такая забота?
- Да кто вас, художников, знает...
- Ты знаешь, - перебил его Юки, хватая за полы форменного пиджака, и притягивая к себе, громко зашептал - а ведь это был мой дом. Там была моя квартира. И я видел, как всего моего не стало, представляешь, а, Наоки? А теперь у меня ничего нет, и новый дом у меня будет через пару месяцев или пол-года, а до этого я буду шляться по вокзалам и обезьянникам. Скажи, впечатляет?
Наоки лишь растерянно кивал, думая, как бы отвязаться от этого психа, и приговаривал испуганно:
- Да-да, я всё понял, только отпусти, только отпусти...
- Шёл бы ты в другой отдел, - честно посоветовал Накамура. Он был необъятен и крайне благо настроен, сидел напротив Наоки и добродушно улыбался парню, - если тебя от какого-то бродячего художника пришлось спасать, то что же будет, когда ты настоящего преступника встретишь?
- Виноват, - парень наклонил голову, - я сам об этом думал, но не могу.
- Почему? - Накамура искренне удивился и даже наклонился к столу, чтобы разглядеть реакцию подчиненного.
- Всякое там, - уклончиво ответил он, отводя глаза.
- Вот что я хочу тебе сказать. Ты определись, а если ты и правда не хочешь - мы тебя устроим в бумажное. Никаких проблем, никаких психов, тихая работа за такой же оклад!
- Спасибо, шеф, я правда подумаю.
- Ну хорошо, я не настаиваю. Кстати, ты видел рисунки этого своего художника?
- Нет, - Наоки вздрогнул при упоминании парня, - не смотрел.
- Посмотри, он весьма недурственно рисует.
- Как скажете, шеф.

- Эй, Юки?
- А, ты, болванчик? - художник поднял голову на звук, но от своего занятия не отвлёкся - в полутьме он что-то чертил мелом на полу.
- Не зови меня так, - возмутился Наоки, хмуря брови.
- А как мне тебя звать? - живо поинтересовался узник, наконец, отвлекаясь от рисунка.
- Ну... Наоки.
- Ага, значит так. Ну хорошо, Наоки, чего тебе угодно?
- Не паясничай.
- Так тебя не зови, не паясничай... что у вас вообще тут делать можно?
- Это тюрьма, я хочу тебе напомнить.
- И что? - Юки склонил голову, ожидая ответа.
- Здесь люди отбывают сроки за свои проступки.
- И что я сделал, что должен потратить целые сутки в вашем богоугодном заведении?
- Полез туда, куда тебе нельзя.
- И?
- Тебе этого недостаточно?!
- Ну так в школе когда я к девчонкам в туалет бегал, меня никто не сажал в одиночку на сутки, - хохотнул Юки.
- То было, когда ты маленький был, - неуверенно ответил Наоки, не понимая, к чему клонит тот.
- Ты сам-то не веришь в то, что говоришь.
Они помолчали с минуту, разглядывая друг друга, хотя Наоки начало казаться, что художник смотрит куда-то за него и еле сдержался от того, чтобы обернуться. Собрав все свои силы, наконец, выдавил:
- Я тут посмотрел твои рисунки.
- И? Как оно тебе? - снова оживился парень.
- Мне понравилось. Ты здорово рисуешь.
- Спасибо на добром слове. И что, никакой цензуры?
- Да ну тебя, - обиделся полицейский, отходя, - я искренне, а ты...
- Ну ладно, ладно тебе, чего ты как маленький дуешься? - рассмеялся Юки, но Наоки уже не слышал его - он, переживая неожиданную обиду, вернулся в кабинет, разложил перед собой листки с рисунками и снова уставился в них, силясь понять, что же его так неожиданно зацепило в картинках этого бродяги.

- У тебя что, ночное дежурство сегодня? - Накамура, натягивая на ходу пиджак, двигался по коридору навстречу Наоки.
- Нет, - парень замотал головой, - просто не хочу домой. Да и тут думается неплохо.
- Я поинтересуюсь на правах начальника: о чём думаешь?
- Да этот художник, - парень взъерошил волосы на голове и улыбнулся, - я всё думаю, что он делал там, у разрушенного дома, и правда ли ему теперь негде жить.
- Мало ли что бывает, - шеф пожал плечами, - я слышал, там было несколько семей, которые остались без жилья - не хватило. Неужели ты и его облагодетельствовать хочешь?
- Да не то чтобы...
- Наоки, мой тебе совет, прекращай ты эту благотворительность, - Накамура строго посмотрел на него, - плохо кончится.
- Ему негде жить...
- Я могу его прописать здесь, пока не получит новый дом, - мужчина усмехнулся, - но, именем твоего отца, прекращай ты уже бездомных котят к себе собирать.
- Не надо приплетать сюда моего отца, - нахмурился Наоки, делая шаг назад.
- Хорошо, хорошо, извини. Но я бы не стал этого делать.
- Ему некуда идти, - твёрдо повторил парень.
- Ты, я вижу, всё уже решил.
- Не то, чтобы...
- Смотри осторожнее, и не забудь закрыть кабинет перед уходом.

- Эй, ты там спишь?
- Попробуй тут поспи. У вас кровати жесткие, - пожаловался Юки, судя по всему, откуда-то из угла камеры, а потом оживился и попросил:
- А принеси мне подушку?
- Я тебе не мальчик на побегушках!
- Ты украл у меня день жизни, - напомнил художник, неожиданно оказываясь совсем близко к Наоки, - чего ты пришёл?
- Это правда, что тебе некуда идти потом?
- Ну да, - подтвердил Юки, опускаясь на корточки перед решеткой, - а что, хочешь меня тут на подольше прописать? Этого не надо, на вокзалах и то будет лучше.
- Я вообще... - Наоки споткнулся, когда художник резко поднялся и уставился на него, не мигая глядя в глаза.
- Чего ты вообще?
- Ну... Я подумал, что если у тебя такие классные рисунки, то ты не плохой человек.
- Конечно, я человек приличный! - возмутился Юки, - полная школа, колледж, ВУЗ! У меня даже бумажки были, правда, ты их отобрал, даже не посмотрев.
- Я понял, я понял, - Наоки замахал руками, пытаясь остановить словесный поток, - в общем, я подумал, что могу выделить тебе коврик в своей квартире.
- В другой ситуации я бы сказал, что подачки мне не нужны, - честно признался художник, - но ты мне нравишься.
- Я не из этих, - насупившись, сообщил Наоки.
- Да-да, я тоже, - рассеянно закивал Юки, улыбаясь, - а машина у тебя есть?
- Есть.
- Значит, мы поедем до дома?
- Ты всегда такой наглый, или только когда за решеткой?
- Всегда, - расплылся в довольной улыбке художник.

- Не шуметь, не возникать, и вообще тебя тут нет, - предупредил Наоки, прежде чем открыл дверь машины. В багажнике было совсем ничего - спортивная сумка со всеми пожитками Юки, на заднем сидении болтался большой планшет, коробка карандашей, кисточки, краски и еще что-то, назначение чего было совершенно непонятно полицейскому.
- Есть, сэр, - салютовал художник, резво выскакивая на улицу, а Наоки оставалось лишь вздыхать, открывать своим ключом дверь в подъезд, проводить за рукав мимо дремлющей консьержки гримасничающего парня. Он смог расслабиться только когда захлопнулась входная дверь, а вещи были пронесены до назначенного места.
- А можно?.. - начал было Юки, оглядываясь по сторонам.
- Душ прямо и направо, второй выключатель, холодильник в коридоре, плита на обычном месте, микроволновку сам найдешь, - скучным голосом перечислил Наоки, стягивая порядком надоевшую форму. Художник присвистнул, так бесстыдно пялясь на торс парня, что тот поёжился.
- Ты всё таки педик, - сообщил полицейский, одевая домашнюю футболку.
- С такой тушкой рядом не грех и педиком стать, - рассмеялся Юки, - я бы тебя нарисовал. Не часто встретишь модель, которую можно и соплёй перешибить.
- Кто бы говорил, - огрызнулся Наоки, - так чего ты хотел?
- Чистые вещи, душ и список своих обязанностей.
- Обязанностей?
- Конечно. Я же не хочу быть тебе что-то должен.
- Ну, ты сам напросился, - парень сладко потянулся, - для начала называй меня принцем.
- Принцем? Ты спятил что ли?
- Ну не я ль твой благодетель, - рассмеялся Наоки, - шучу я, шучу!
- Принцем его называть... - надулся Юки.
- Иди куда шёл, - всё еще улыбаясь, посоветовал полицейский, - а список я тебе напишу.
- А где я буду спать? - донесся уже из ванной голос художника.
- Вот тут!
- Я не вижу!
- А это уже твои проблемы.

Наоки не мог успокоиться с того самого момента, как за ним закрылась дверь. Теперь, по прошествии ночи, ему было абсолютно ясно, что он сделал большую глупость, впустив этого человека в свой дом. Когда он уходил, Юки еще крепко спал, и разбудило его только падение кружки, которую полицейский спросонья смахнул со стола. Проснувшемуся художнику тут же был вручен список дел, о содержании которого Наоки тоже жалел, и нервно теребил прядь волос, поглядывая исподлобья на прохожих.
Стажер, доставшийся ему на жеребьевке в качестве напарника, похоже, тоже переживал, но, скорее за свою судьбу, которая зависела от настроения наставника.
- А что мы будем делать? - робко поинтересовался наконец он, делая пол-шага в сторону Наоки.
- В смысле?
- Мы же на патрулировании, так?
- Ну... да.
- И мы стоим уже час на одном месте.
- А ты что хотел? - мрачно поинтересовался Наоки, представляя, что его ждёт по возвращении домой, - погони и перестрелки?
- Да не...
- Радуйся, парень, что мы этим не занимаемся, - прервал его полицейский, - пойди, вон, детишек от автомата с сигаретами спугни лучше.
Было чертовски холодно и в лёгкой форме Наоки страшно мёрз. Отвязавшись, наконец, от стажера, он попытался успокоиться, убедить себя, что ничего страшного в его отсутствие не случится, потому что в доме нет ни одной ценной вещи. Он всё так же раздраженно наблюдал за мельтешением в общем-то ни в чем не повинного напарника, а потом попытался одёрнуть себя и натянуть улыбку.
- А почему вы пошли на эту работу?
- Семейное, - сдержанно бросил Наоки.
- О, полицейская династия? Круто как! А меня вот родители отправили. Сказали, что мужчина должен заниматься мужской работой, и полиция как раз самое оно...
Наоки прикрыл глаза, представляя, что бубнящего под нос парня рядом нет и пообещал себе, что непременно напишет о нем плохой отзыв, хотя, конечно, понимал, что к вечеру успокоится, и, улыбаясь Накамуре, посоветует взять паренька, только в другой отдел, пожалуйста. До конца рабочего дня оставалось еще до чёрта времени, и чтобы занять себя чем-то, он рассматривал обрывок рисунка, который прихватил с собой, чтобы выбросить - нашёл на полу в ванной. Обрывок, видимо, выпал, когда Юки переодевался, и Наоки, вглядываясь в карандашные штрихи, думал о старом доме, об огромном башенном кране с тяжелым каменным шаром и о том, что завидует художнику в его прямоте в чувствах, хотя как можно радоваться тому, что на глазах разрушается единственный дом, парень в толк никак не мог взять.
Из размышлений его грубо вырвал женский голос:
- Нао, Нао, неужто ты?
Наоки вздрогнул, поднимая глаза на девушку рядом - в аккуратном белом пальто, пробиваясь через людской поток, к нему спешила Кэйко, вооруженная своей лучшей из фальшивых улыбок. Парень торопливо убрал рисунок в карман, вытянулся, позволил ей себя обнять, неловко приобнимая в ответ. Кэйко всё тараторила что-то о том, как рада его видеть и лишь когда на мгновение она замолчала, чтобы вздохнуть, Наоки смог поинтересоваться:
- Как дела?
- Замуж выхожу, - улыбнулась она, - а у тебя как? Нашёл себе кого-нибудь?
- Ну как, - уклончиво ответил полицейский, разглядывая лицо девушки в надежде найти в нём какие-то изменения, но Кэйко не изменилась - манера говорить, поправлять волосы, улыбаться ярко подкрашенными губами, и даже теребить пуговицы на пальто - всё осталось как будто бы неизменно, и только снующий рядом стажер напоминал ему, что это не он вернулся в прошлое, а девушка осталась в нем неизменной.
- Нао, тебе следует позаботиться о себе, - она снова обнажила свои белые зубы, заливаясь смехом, - а не то я буду очень беспокоиться.
- Кэйко, я всё таки вырос с тех пор, как мы расстались, - напомнил строго Наоки и кивнул в сторону напарника, - а еще тут кое-кто уши греет.
- Ладно, - она очаровательно надула губки, - не хочешь, значит и не надо. Я думала позвонить тебе, позвать на свадьбу. Придешь?
Наоки замотал головой, даже не дослушав вопрос.
- Ну и не надо! - Кэйко гордо вздёрнула носик, и, развернувшись на каблуках, бросилась через дорогу, а полицейский подумал, что по правилам должен ее сейчас задержать.
- Девушка? - поинтересовался стажер, завистливо глядя на ее ножки.
- Бывшая, - уточнил Наоки, устало потирая переносицу - кого-кого, а Кэйко сейчас он хотел видеть меньше всего.
- Как же вы так? - цокнул парень языком, - такую красавицу, и?..
- Поднаберешься опыта - поймешь. В ней же ничего настоящего нет.
- Ну и что?
- С тем же успехом можно с резиновой куклой жить.
- Странный вы какой-то, - насупился стажер, и Наоки мысленно с ним согласился, припоминая, как еще недавно боролся с мыслью позвонить Кэйко и пригласить снова на свидание. Сейчас же его мысли целиком занимал художник, подобранный им, по выражению Накамуры, как котёнок.
- Ты водишь, как пиздец, - сообщил Юки, встречая Наоки на пороге. Он выглядел явно лучше, чем вчера, кажется, даже побрился и подстригся.
- Тебе самому-то не страшно? Так под двору! Я бы умер, если бы с тобой сейчас ехал, - художник принялся активно жестикулировать, пытаясь объяснить, как именно водил полицейский и что его так сильно впечатлило, но Наоки лишь отодвинул парня с прохода, сбрасывая на ходу ботинки, упал в кресло и прикрыл глаза, а потом снова распахнул их, осознавая, что в комнате что-то изменилось.
- Что ты сделал? - помертвевшим голосом спросил он, глядя на вывороченный ящик стола, - что ты там нашел?
Повисла нехорошая тишина. Юки виновато переминался с ноги на ногу, разминая в пальцах невесть откуда взявшуюся у него сигарету, нерешительно поглядывая на хозяина дома, а потом затараторил:
- Понимаешь, я искал сигареты, и подумал, что они есть в ящике; я ничего не читал, я совсем не хотел, и ты знаешь, парень, я не думаю, что в этом есть что-то плохое, извини меня пожалуйста...
- Заткнулся бы ты, - холодно прервал его Наоки, а потом быстро спросил:
- И что ты прочитал?
- Немного. Свидетельство о смерти и награду. Я правда соболезную и... я слышал, что твой отец...
- Заткнись. Сделай милость.
- Ты... в порядке?
- В полном. Вон пошёл.
- А вот и нет, - Юки неожиданно оказался рядом с Наоки, стянул с него куртку, встряхнул, засуетился, включая везде свет, ставя на огонь чайник. Загрохотал посудой, напевая что-то под нос, забивая изо всех сил тяжелую тишину, но, как бы он не старался ее прогнать, она всё равно вернулась, когда художник сунул парню кружку с горячим чаем.
Полицейский принял ее, без особого интереса сделал глоток, а потом посмотрел на Юки из-под челки и тихо сказал:
- Его убили. На задании.
- Поэтому ты пошел в полицию? - так же негромко поинтересовался художник, усаживаясь на полу в ногах у парня.
- Да, - тот вздохнул, - какой черт тебя дернул в этом копаться и не положить всё обратно? А я-то боялся, что ты сопрёшь что-нибудь...
- Пф, надо мне что ли? Ты бы заметил. Извини, что задел за больное. Слушай, я ведь могу исправиться, - вдруг предложил Юки, - давай я тебя нарисую?
- Вот еще, - хмыкнул Наоки в чашку. Непонятно откуда взявшаяся злость на парня испарилась, и он теперь разглядывал его, пользуясь тем, что художник не мог этого видеть.
- Да ладно тебе, - протянул тот, - у тебя же такое клевое тело!
- Ты эти свои гейские штучки оставь, - нахмурился тут же полицейский.
- Слушай, что ты заладил, а? - возмутился Юки, - вас что там, в полиции, на педиков натаскивают? Или у тебя аллергия какая-то? Или это, как там, на воре и шапка горит?
- Да нет же!..
- Ну тогда не ломайся, снимай свой балахон, рисовать буду. Женской груди у тебя там нет, а больше и смотреть не на что.
Наоки, не чувствуя в себе сил сопротивляться энтузиазму художника, неохотно поддался, снимая через голову футболку, со стыдом пытаясь прогнать из головы неожиданную мысль.
- Юки... а ты... гей?
- Не знаю, не знаю, - тот, вскинув брови, и, похоже, не обратив особого внимания на вопрос, делал какие-то наброски. Наоки мог только смириться, принимая наиболее удобное положение.
- Прямо порно-звезда, - рассмеялся художник, бросая на того быстрый взгляд.
- Рисуй-рисуй, - мрачно, но беззлобно, произнес Наоки, наблюдая, как Юки, высунув язык, увлеченно рисует, борясь с желанием спрашивать "ну все?" или "уже можно?", и только довольное "готово!" вывело его из транса.
- Покажи!
- Ну уж нет, ты тут слишком красивый получился.
- Ну покажи! - Наоки попробовал вытянуть лист из рук художника, но тот привычным жестом спрятал его, - ты никому что ли рисунки свои не показываешь?
- Почему? Показываю. А прячу самые удавшиеся. Чтобы потом, в ночи, под одеялом...
- Молчи-молчи, - полицейский замахал руками, - ну тебя с твоими наклонностями.
- Ты такая девочка, - рассмеялся Юки, - небось и с девушкой ни разу не спал.
- Неправда, - надулся Наоки.
- Нет, серьезно, как баба, - продолжал смеяться Юки, шутливо толкая парня в плечо, - небось, и порнухи дома не держишь?
- Что значит... - возмутился было Наоки, но тут же прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнего.
- Ага, - художник блеснул глазами и потребовал:
- Показывай!
- Ни за что.
- Все равно же найду!
- Не найдешь.
- Ого, да ты, наверное, специальный сейф тут отгрохал, чтобы никто не нашел...
- Юки, хватит!
- Да ладно тебе! Как будто что-то страшное.
- Ну, просто... Стесняюсь, - принялся зачем-то оправдываться Наоки.
- Да шучу я, господи. Нужно мне твоё порно. Разве что там что-то выдающееся есть.
- Сомневаюсь, - обиженно пробубнил полицейский, - тебя вряд ли впечатлит. Ты же такой умудренный...
- Я просто любопытный, - поправил Юки, и улыбнулся, - слушай, ты мне так нравишься, парень! И давай опустим ту часть, где ты говоришь, что я педик.
- Угу. Но рисунок может быть покажешь?
- Ни за что.
Через час они уже болтали, распивая единственную бутылку пива на двоих, как старые, много лет знакомые друзья, и Наоки как-то и успел забыть, что еще вчера они не были знакомы, а с утра он размышлял, как бы половчее избавиться от Юки.
- Слушай, а что ты дальше собираешься делать? - поинтересовался полицейский, когда бутылка была опустошена.
- Поработаю по профессии, - художник пожал плечами.
- Разве ты не рисуешь?
- И этот человек проверял мои документы! Ты хоть читал, что там написано?
- Ну, - Наоки нахмурился, припоминая, - аттестат хорошиста, колледж закончил по профессии художника.
- Ага. А ВУЗ?
- Не помню, - со стыдом признался парень, чувствуя себя будто бы на экзамене.
- Я - специалист по экономике, - наставительно произнес Юки, - банкир, понимаешь? Только вот с работы я ушел.
Парень вдруг погрустнел, словно вспомнил о чем-то, но быстро одернул себя, и как ни в чем ни бывало продолжил:
- Надоело мне там. Вкалываешь по двенадцать часов, вежливо улыбаясь всем и каждому, вокруг тебя - куча денег и все - не твои. И страсть как хотелось рисовать. Я думал, брошу после окончания колледжа - всей душой его ненавидел, думал, сделали там из меня поганого ремесленника. А тут вот так получилось...
Юки снова оборвал себя.
- В общем, завтра начну звонить по банкам. Не могу же я жить на твои деньги.
Наоки задумчиво кивнул, разглядывая художника - он был уверен, что тот, если и не будет висеть на нем иждивенцем, то как минимум окажется вечно без гроша в кармане, пытаясь, холодными осенними днями, продавать свои рисунки или рисовать по фотографии. Словно прочитав его мысли, Юки подмигнул и добавил:
- Ты не переживай, я не от плохой жизни рисовать начал.
- А семья?.. - осторожно поинтересовался полицейский.
- В другом городе. Мама, папа, две сестры - отличные люди, но я вырос и выпал из семейного гнезда. А у тебя?
Наоки неопределенно махнул рукой.
- Из самых близких никого не осталось. Вроде бы были бабушка с дедом, но где они - понятия не имею.
- И даже не пытался узнать? - Юки удивленно вскинул брови.
- Родственники меня всегда не особо любили. Ребенок-убийца мало кому нужен, - горько усмехнулся парень, и отвечая на недоуменный взгляд художника пояснил, - моя мать умерла при родах. Жил с отцом, тот меня не баловал особо - все таки полицейскую выправку не пропьешь - но только благодаря ему я смог выжить.
- Странный ты парень, - Юки задумчиво поскреб подбородок, - по твоим словам получается, что мало кто тебя любил, а ты добрый, как святоша.
- Я? Не смеши меня, - хмыкнул Наоки.
- Ну уж точно добрее меня. Я злой.
- Ты не злой, ты просто наглый.
- Как знать, как знать, - улыбнулся многозначительно художник.
- Ты мне в любом случае нравишься, - признался Наоки, чувствуя, как горят от стыда щеки, - ты классный.
- Ну и отлично! - рассмеялся Юки, а потом внезапно перевел тему - а у тебя вот то кресло раскладывается?
- Раскладывается вроде, а что?
- Ну ты знаешь, раскладушка не сильно мягче нар оказалась.
- Я вообще предполагал, что ты будешь спать на коврике, - шутливо возмутился полицейский, - ладно-ладно, разложим кресло.
- Ну вот и славненько. А одеяло у тебя есть потеплее?
- А больше тебе ничего не надо?
- Можно еще пива. Только темного. Хотя я, честно, говоря, предпочел бы чего покрепче.
- Ну тебя! - Наоки со смехом толкнул парня в плечо, а затем кинул одеяло, не без труда вытащенное из стенного шкафа.
- Ну, по койкам тогда?
- По койкам, - вздохнул полицейский, прокручивая в голове по новой разговор и удивляясь - никак он не ожидал, что наболтает столько про себя. "Все к лучшему" - решил про себя Наоки, натягивая одеяло до глаз, искоса глядя на голую спину Юки и на ясно очерчивающийся в темноте угол белого листа, торчащий из-под подушки. Он готов был спорить на все, что угодно, что это лист с его портретом.

Еще через пару дней они вставали уже вместе - Наоки совсем привык к спящему по утрам гостю, поэтому был немало удивлен, когда впервые обнаружил совсем свежего и выспавшегося Юки на кухне, сосредоточенно воюющего с тостером, который никак не желал работать.
- Подкинешь меня сегодня? - попросил художник, внимательно следя за манипуляциями, которые теперь совершал над тостером друг.
- А тебе далеко?
- Не-а. Офис совсем рядом с твоей работой.
- Откуда ты знаешь, где я работаю?
- У меня хорошая память, - уклончиво ответил Юки, и, обжигаясь, принялся жевать тост.
- Темнишь ты, - вздохнул полицейский, выливая остатки кофе в раковину.
- А что делать. Ничего плохого, честное слово.
- Сделаю вид, что я поверил. Я уже выхожу.
- Отлично, я тоже.

- Наоки, как твой художник? - между прочим поинтересовался Накамура. Они разбирали рапорты за последнюю неделю, и парень, увлеченный витиеватым повествованием некого офицера, который объяснял, по какой причине он покинул пост, не сразу понял, что шеф обращался к нему.
- Банкиром оказался. Работает в банке, вроде бы в том, который рядом.
- Никак порядочный человек?
- Черт его знает, - Наоки отложил объяснительную, и взъерошил волосы, - много не договаривает как-то.
Скрытный такой. Ни разу не видел, чтобы он кому-то звонил или с кем-то общался еще.
- Давай я наведу справки? - предложил Накамура, - ничего страшного, просто будешь знать, с кем имеешь дело.
- Ну... - полицейский растерянно огляделся, - если в этом нет ничего плохого - то, пожалуйста...
Не дослушав благодарности Наоки, шеф принялся звать кого-то, забегали стажеры, и к концу рабочего дня перед парнем появилась небольшая безликая папка, которой, для антуража, не хватало только только надписи "совершенно секретно". Он на пробу раскрыл ее и с фотографии на первой же странице на него уставился Юки, только с другой прической и как будто бы более свежий. Полицейский судорожно вздохнул, словно боясь прочитать что-то страшное про своего нового друга, и заскользил глазами по строчкам.

Юки помнил это очень хорошо - большой просторный коридор, если бежать по нему очень быстро, то за минуту от доктора Нисикавы, молодой девушки, всегда угощавшей его конфетами, он мог добежать до доктора Огавы - строгого мужчины за сорок. Но если было слишком больно, мальчик едва ковылял, цепляясь за стену. Он тогда еще не умел ругаться, но еще через несколько лет все так же идя вдоль стены, он поносил всю современную медицину, проклятую науку, проклятое тело, мать, которая никак не соглашалась дать ему умереть.
- Это пройдёт, - Огава смотрел на него поверх очков, когда Юки принимался кусать губы, чтобы не закричать, - ты же сильный мальчик. Всего год. А потом - вся жизнь. Нормальная жизнь. Долгая жизнь.
Ты меня переживешь. Много кого переживешь. Но надо потерпеть.
- Ты привыкнешь, - шептала мать, осторожно гладя Юки по голове, но он уже тогда очень хорошо знал, что к его боли нельзя привыкнуть.
И тогда он решил - будет рисовать. Преодолевая ноющую боль между рёбер, будет раз за разом всовывать в плохо слушающиеся пальцы карандаш, рисовать и выпускать через окно, отдавая на волю ветра свои рисунки, чтобы рассказать миру о том, что люди на самом деле очень глупые, и не понимают своего счастья и он, Юки, отдал бы все, чтобы стать нормальным. Таким, как все.
Но время шло. Прошёл и год, о котором говорил Огава, и, хотя боль волшебным образом исчезла, он еще просыпался в холодном поту и слезах, а потом боялся засыпать. Поэтому он исчез - для всех. Выучился, и, собрав все свои пожитки в маленькую спортивную сумку, в один момент исчез, сел на поезд в незнакомый город, оставив на столе записку с просьбой не искать и деньги, скопленные за время учебы, ту сумму, которую, как он узнал, мать отдала за его имплантант.
Что было потом - Наоки догадывался и без досье, но все-таки, набравшись смелости, пробежал глазами последние страницы, в которых были бесконечные переезды, описания драк, бедность - а потом в одно мгновение черная полоса как будто бы закончилась, и Юки купил квартиру, вел обычную холостяцкую жизнь, пока дом не был внесен в список предназначенных для снесения.
- И это все? - негромко поинтересовался Наоки, ловя на себе взгляд Накамуры.
- Тебе и этого хватило, чтобы расчувствоваться, - усмехнулся шеф, - да, все. Никакого криминала, никогда не замечался нигде, в спецслужбах не работал. А то, что темнит - кому захочется такое вспоминать, сам подумай.
- Может быть, - юноша упрямо наклонил голову, а потом улыбнулся, - ладно, я еще совсем его не знаю.
- Но, похоже, уже здорово привязался к нему, - заметил Накамура.
- Он неплохой человек, - задумчиво ответил Наоки, размышляя о том, какие чувства испытывает он к Юки.

- Такой-то ты сегодня добрый, - подозрительно щурясь, произнес художник, следя за манипуляциями Наоки: тот выставил два низких толстых бокала для виски и старую пыльную бутылку.
- Так завтра же выходной, - пожал плечами, как ни в чем ни бывало, тот, откупоривая виски, - да и потом, мы с тобой вроде бы как и подружились, а отметить - не отметили. Не будь таким подозрительным. Или вас в банке натаскивают на подозрительность?
Юки рассмеялся, понимая к чему клонит друг.
- Никаких сомнений, будем пить! - объявил он, поднимая тост, - ну, за дружбу!
И, если сам художник, еще несколько часов назад не был уверен в этом и в благожелательности хозяина его нынешнего дома, сейчас он произносил это с полной уверенностью, возвращаясь мысленно к спрятанному рисунку, который получился настолько хорошо, что Юки отчего-то до сих пор стеснялся показывать его модели - казалось, в каждом штрихе нашла отражение его симпатия.
Оба они напились очень быстро - бутылка была опустошена только наполовину, когда Наоки, под заливистый смех художника попытался помузицировать на снятой со стены гитаре, но пальцы уже не слушались его, и отставив инструмент, полицейский повалился на застеленную кровать. Когда Юки перехватил инструмент, он спел несколько нецензурных частушек, смеясь над каждой, и над красным, как рак, Наоки, а потом потребовал включить порно, но полицейский уже не собирался вставать, и единственное, на что его хватило - потянуть художника на себя за руку, так что тот упал на кровать совсем рядом с ним.
- Какой же ты клевый! - в искреннем восхищении и каком-то пьяном порыве прошептал Наоки, глядя в глаза оказавшегося как-то совсем неприлично близко друга, а в следующее мгновение все закружилось вокруг, когда Юки, подавшись вперед, осторожно накрыл его губы своими, но тот только отвечал на неожиданный поцелуй, не отдавая себе отчета о том, что происходит.

Утро началось с больной головы. Наоки, в общем-то, никогда много не пил, поэтому похмелье оказалось весьма неприятной неожиданностью. Другой неожиданностью, оценку которой он не смог дать, оказался Юки, спящий рядом с ним. Парень прикрыл глаза, в надежде унять боль и припомнить, что именно случилось, но голова и не думала проходить, а память отказывалась делиться чем-то кроме того, что полицейский знал и без нее - про поцелуй и мягкие губы Юки.
- Проснулся? - вдруг хрипло поинтересовался художник.
- Ага, - так же хрипло отозвался Наоки, делая осторожную попытку сесть.
- Таблетку, таблетку мне - тихонько заныл Юки, протягивая руки к хозяину квартиры. Добредя до аптечки тот выловил пачку самых сильных обезболивающих, и, решив отложить размышления о произошедшем до лучших времен, вернувшись в постель, высыпал на ладонь две таблетки - себе и Юки.
- Ты на меня не злишься? - неожиданно спросил художник.
- Не знаю о чем ты, - пробормотал Наоки в подушку, - но сейчас я ни о чем не думаю, кроме своей головы.
- Окей, парень, окей. Тогда я сделаю чай. У меня, знаешь ли, есть отличный чай, который снимает похмелье...
- Юки, заткнись, - бессильно простонал парень.
На какое-то время все затихло. Художник, словно и не пил вчера вообще, суетился на кухне, что-то смешивая и взбалтывая, а потом, видимо думая, что Наоки уснул, аккуратно поставил кружку на тумбочку, а сам заперся в душе, и, стоя под горячими струями думал, что, наверное, зря он все это затеял, хотя друг вроде бы и не злился. Посвежевший и приободрившийся, Юки хлопнулся на стул перед Наоки, который, судя по всему, уже отошел, но еще не очень осознавал это.
- Поговорим? - предложил он, уткнувшись в чашку чая.
- Поговорим. Извини, если это было тебе не приятно. Я это сделал по пьяни, мне очень стыдно, - художник заранее заготовил эту фразу и теперь со страхом смотрел на мрачного полицейского. Еще никогда ему не было так страшно после попойки - не за себя, а за отношения с кем-то, к кому он успел привязаться. И он уже почти успел себя накрутить, как Наоки, отставив чашку, сказал:
- Ты знаешь, а у тебя очень мягкие губы.
- Чего? - не поверил своим ушам Юки, а второй парень тут же зарделся, понимая, что именно он сейчас сказал.
- Я был не против, - совсем тихо проговорил парень.
- Ты же не гей? - неуверенно спросил художник.
- Нет. Но ты мне нравишься.
Наоки молча поднялся, отправился к мойке и принялся перемывать посуду, стоя спиной к Юки, так, лишь
бы тот не видел его горящих щек. "Какой черт меня дернул?!" - ругал себя парень за неожиданную
откровенность, вслушиваясь в шум воды, и едва не выронил тарелку, когда Юки тихо спросил:
- И что с этим делать?
- Ты начал - тебе и решать, - хмуро ответил Наоки.
- То есть - вся ответственность на мне? - уточнил художник, - и ты не против всего?
Полицейский, помедлив, кивнул, стараясь не думать, что имел ввиду парень под "всем", и снова едва не
выронил посуду, когда почувствовал, как Юки мягко обнимает его за талию и услышал проникновенный шепот в самое ухо: "Тогда я хочу так".

Остаток дня Наоки проходил красный как рак - стоило только ему поднять глаза на Юки, как голову тут же заполняли воспоминания об осторожных прикосновениях и теплых руках парня. Он пытался отвлечься, но художник, то ли решив дать время на переваривание нового обстоятельства дел, то ли сам переваривая случившееся, оккупировал кухню, заставил все баночками, коробочками и кисточками, и принялся что-то рисовать с каким-то нездоровым энтузиазмом.
Наоки ежился, сидя в кресле и бездумно пялился в телевизор. Эмоции захлестывали его, бурлили, словно вода в кастрюле, и парень, откровенно не привыкший к такому потоку чувств, пытался продраться через них, но потом понял что окончательно запутался и решил называть для себя всю эту бурю "влюбленностью", а там - будет видно.
Он спохватился только когда случайно посмотрел на часы - оказалось уже очень поздно, и Наоки пошёл на кухню, собираясь отправить художника спать, но тот и без того дремал прямо на незаконченном рисунке - на листе раскинулось огромное, цветущее алым, дерево. Ветер срывал с его ветвей лепестки и увлекал куда-то в темные сумерки.
- Юки? - несмело позвал полицейский, толкая его в плечо.
- Чего? - сиплым ото сна голосом отозвался художник.
- Пойдем спать.
- Угу, - все так же сонно пробормотал Юки, поднимаясь и покорно следуя за Наоки.
- Можем лечь вместе, - продолжая трусить, предложил полицейский, и художник, рассеянно кивнув, устроился рядом с ним и моментально заснул.

Наоки старательно избегал упоминаний об их отношениях. Юки отнесся к этому философски и всячески старался поддерживать иллюзию того, что ничего не случилось, принимая все происходящее за игру - стоило ему приблизиться к парню хотя бы на шаг ближе негласно принятого расстояния, как тот тушевался, краснел, бледнел и всячески торопился сбежать, в общем-то не отдавая отчет в своих действиях, но они продолжали засыпать и просыпаться вместе, в одно время завтракать, вместе ездить на работу, болтая о всяких незначительных вещах вроде погоды, коллег или утренних новостей.
Художник же избегал упоминаний о том рисунке, который он не закончил. Наоки видел в этом какой-то особый смысл и не настаивал на объяснениях - на следующее же утро листа он нигде не нашел, а спросить напрямую стеснялся, боясь нарушить хрупкое равновесие, достигнутое ими. Полицейский чувствовал себя канатоходцем - любое неверное движение могло привести к событиям к которым он, как он верил, был пока не готов, но, несмотря на это, он чувствовал и некоторое раздражение за свою нерешительность и уступчивость Юки - застой действовал на нервы. На работе Наоки сделался нервным и злым - написал отрицательный отзыв об очередном стажере, набросился на мальчика, перепутавшего автомат с сигаретам с автоматом с шоколадом, а в довершении - сорвался на "летучке" в ответ на небольшой упрек со стороны одного из коллег и был вызван на ковер к начальству.
Они с Накамурой молча пили чай - шеф сидел за тяжелым дубовым столом, поворачиваясь на стуле, а парень - напротив, уставившись в кружку.
- Наоки, давай на чистоту. Что с тобой происходит?
- Я не знаю, - бездумно ответил он и почувствовал, как внутри что-то сжалось, будто бы негодуя от его лжи.
- Личное? - участливо поинтересовался Накамура и полицейский только коротко кивнул, в надежде, что от него отвяжутся.
- Я тебя знаю уже достаточно давно и на моей памяти ты был таким только однажды - когда вы разошлись с Кэйко. Опять неудачи в личной жизни?
- Не то чтобы, - угрюмо отозвался Наоки, - неопределенность.
- А, понимаю, - шеф кивнул и откинулся на спинку кресла так, будто бы проблема была решена, - давай сделаем так - у тебя будет выходной на то, чтобы решить все проблемы. Если ты не управишься - я переведу тебя в архив.
- Как так?!
- Вот так. Могу совсем уволить.
Спорить дальше было не о чем и Наоки, плотно притворив за собой дверь, набрал номер Юки, вслушиваясь в долгие гудки.
- Чего? - недовольным шепотом в трубке отозвался художник.
- Возьми завтра выходной, - стараясь придать тону приказной характер, попросил полицейский.
- С чего это вдруг? - все так же шепотом возмутился Юки.
- Просто возьми выходной. Иначе меня уволят.
- А больше тебе ничего не взять?!
- Продукты. По утреннему списку.
Наоки отключился, и в досаде был готов бросить телефон о стену, словно тот повинен в поведении и несговорчивости Юки.
Уже заводя машину, парень подумал, что Накамура, наверное, прав - так продолжаться больше не может. Он понятия не имел, что творится в душе у второго, но сам он был на пределе, и не сомневался, что двинется умом, если ситуация не разрешится.
Юки ждал его, подпирая стену у служебного входа. Шел дождь, и, стоя без зонтика, художник порядком вымок. Полицейский невольно подумал, что тот выглядит, наверное, прямо как он после разговора с Накамурой - раздраженный и напряженный.
- Мне не дали выходной, - сказал Юки, садясь, по обыкновению, на переднее сидение, - и я ничего не купил.
Наоки почувствовал, как снова болезненно сжалось в груди. Он прикрыл глаза, сделал вдох-выдох, и, успокоившись, спросил:
- И что?
- Поедем перекусим где-нибудь? - с надеждой предложил Юки и, помолчав, добавил, - я угощаю.
- Хорошо, - полицейский пожал плечами. Спорить было бессмысленно, да и он быстро уяснил для себя, что художник добровольно тратится только в исключительных случаях, поэтому, ничего не говоря, развернулся и, припоминая дорогу до ближайшего кафе, пересек сплошную линию, влившись в поток машин.
Юки принялся что-то рассказывать о клиентах, о круглой дурочке, которую перевели к ним на практику, о том, как он уснул в обеденный перерыв, и Наоки слушал его краем уха, боясь, что стоит ему прислушаться - рухнет ледяная стена, которую он возвел вокруг себя, и что-то случится. Больше всего, думал он, мягко сворачивая на парковку, он боялся именно этого чего-то, что произойдет - интуиция подсказывала полицейскому, что этого с ним еще никогда не случалось. И, возможно, без Юки, никогда бы не произошло.
- Что это за место? - поинтересовался художник, выбираясь из машины. Он стоял, уперев руки в бока, напротив входа, и зашел под козырёк только тогда, когда Наоки, поставив машину на сигнализацию, подтолкнул его ко входу.
- Пиццерия. Я здесь бывал когда-то.
- Хорошо готовят?
- Очень.
Наоки прищурился, выискивая привычное место и, наконец найдя его, устремился туда, махнув Юки, и тот, предпочтя не задавать вопросов, покорно последовал за ним, хотя, по всему было видно, что парня напрягает уверенность, с которой ориентируется в этом месте полицейский.
- Нао? - их вдруг окликнула девушка. Черные, собранные в тугой пучок волосы, красные губы и красные ноготки - все то броское изящество, граничащее с вульгарностью, которое было так присуще Кэйко. Наоки судорожно вздохнул, оглядываясь - да, это безо всяких сомнений была она. Девушка без особого энтузиазма улыбнулась, и пояснила сидящему напротив нее что-то шепотом.
- Это Юки, - полицейский представил друга, а затем пояснил:
- Юки, это Кэйко.
- Его экс, - улыбнулась уже шире Кэйко, протягивая руку художнику. Тот пожал ее неловко, не моргая смотря в глаза девушки. Его подмывало представиться парнем Наоки, но градус сумасбродства еще не был столь высок.
Наоки разочарованно опустился на диван - вечер казался безнадежно испорчен: поговорить по душам не получится, так еще и Кэйко, которая не сможет удержаться от того, чтобы сунуть свой вздернутый носик в его дела. А потом он внезапно, впервые за прошедшую неделю, почувствовал, что хотел бы оказаться сейчас дома, вместе с Юки, за какой-нибудь выпивкой, обсуждая какую-нибудь чепуху и, подмигнув художнику, кивнул в сторону машины. Художник тут же рассмеялся, подхватывая сумку, и бросил на прощание Кэйко, склонившись в шутливом поклоне:
- Рад был познакомиться. Позвоните мне, когда этот молодой человек перед вами станет экс? Хотя, нет, не надо. Я не привык быть "экс".
И, как дети, они бросились из пиццерии, смеясь, прямо под дождь, к машине.
- Видел ее лицо? - смеясь спросил Юки, падая на свое сидение.
- Здорово ты ее! - широко улыбаясь, отвечал Наоки, вызывая в памяти перекошенное злобой хорошенькое личико Кэйко, и парня, сидевшего напротив нее, который даже пальцем не пошевелил, чтобы защитить невесту.
- Домой? - предложил полицейский.
- Ага. Закажем пиццу, заедем за выпивкой.
Сворачивая на автостраду, Наоки ликовал, чувствуя, что обрушение ледяной стены, в общем-то, не повлекло за собой ничего страшного.
Ничего страшного не случилось и тогда, когда парень устроил голову на плече Юки, в потом и вовсе на коленях. Ему отчего-то хотелось прикосновений и близости. Художник, не сбившись, продолжал мысль о современном искусстве, перехватив его руку и переплетая пальцы. Потом они снова целовались и теперь ни один, ни второй не могли связать этот поцелуй с хмелем - бутылка виски была непочатой.
- Вот черт, - ругнулся Наоки, ощущая, что рубашка на спине вымокла в спиртном - во время падения бутылка встретилась с ножкой столика в районе горлышка, и то откололось.
- Судя по запаху, это был хороший виски, - улыбнулся Юки, притягивая парня к себе, а потом резко дернул на нем рубашку, все так же невозмутимо поясняя, что иначе тот проспиртуется. Художник без особого труда поднял тощего Наоки, перенес его на постель и укрыл с головой одеялом.
- Мне завтра на работу, - напомнил он, устраиваясь рядом, - спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - пробормотал Наоки, нерешительно обхватывая Юки за шею - ему почему-то захотелось заснуть непременно чувствуя прикосновения художника, и через дремоту уже ощутил, как тот обнимает его в ответ.

Проснулся Наоки поздно - неожиданный выходной посреди напряженной недели оказался как никогда кстати. Он с аппетитом позавтракал перед телевизором, диктор в котором вещал что-то о росте преступности. Тут же показали шефа региона, и полицейский переключил - все это значило только то, что работы у них будет еще больше, чем обычно, и росла вероятность, что даже его Накамуре придется включить в списки участников облав. Вернувшись на кухню, парень огляделся внимательнее - посуду Юки, уходя на работу, вымыл но ничего не оставил, лишь одиноко висел прикрепленный на магнит листок с пожеланием доброго утра, который Наоки повесил в первый день их совместной жизни. Закончив осмотр и, убедившись, что ничего нет, парень навернул еще несколько кругов по кухне - до возвращения художника оставалось еще достаточно времени, которые было необходимо чем-то занять. Пройдясь за продуктами, он отправился на пробежку, вернувшись домой - долго вертелся под струями душа, гадая что же будет дальше, и только когда шум воды стих, он вдруг вспомнил про секс. Наоки с готовностью признался себе, что не имеет ничего против, но сама по себе вероятность отступления от традиционности повергала его в панику: не слишком богатый опыт подсказывал, что прямо сейчас он должен был начать оказывать знаки внимания, но все шло совсем наоборот. Парень углубился в воспоминания, но в них не оказалось ничего полезного, поэтому он решительно пресек все мысли целиком надеясь на Юки, который в его глазах был куда более авторитетен в сексуальном вопросе.
Наоки не ошибся - едва за художником закрылась дверь, он окликнул его и бросил небольшую баночку.
- С клубничным запахом, - широко улыбаясь сообщил Юки, проходя. Пачку презервативов, которую он держал в руке, бросил на прикроватную тумбочку, аккуратно обойдя застывшего в ступоре Наоки, который только и смог, что спросить:
- А почему с клубничным?
- Там другого не было. А я-то думал, ты спросишь, зачем.
Полицейский мгновенно смутился, но все же повертел баночку в руках, а затем бросил к презервативам:
- Ну, я же не маленький.
- Кто тебя знает, - продолжал улыбаться Юки, устраиваясь на постель и пускаясь в рассказ о прошедшем за день. Это стало уже чем-то вроде ритуала - они обменивались тем, что произошло, а потом уже могли заводить иные разговоры, но Наоки было решительно нечего рассказывать, поэтому он, улегшись рядом, слушал художника. Когда тот выжидально замолк, он только и смог что приобнять парня и сообщить что ничего интересного не случилось.
- Ну вот, а я-то надеялся на интересное повествование, - вздохнул художник, невзначай стягивая с себя футболку.
Наоки снова смутился - у него не было ни капли сомнения, к чему все ведет, но то, с какой легкостью Юки предвосхищал его мысли, откровенно пугало полицейского.
- Юки, - наконец позвал он, чувствуя, как пылают щеки, - ты думаешь о том же, о чем и я?
- Не знаю о чем ты, - приподняв брови, сообщил художник, - но, допустим, что да.
Парень расслабился. Подтянулся повыше и, прикрыв глаза осторожно прикоснулся к губам пассии и тот с готовностью ответил, принимая эти действия, как приглашение. Через мгновение Наоки оказался на спине - торопливо пытался снять с себя футболку, осторожно прикасался кончиками пальцев к коже на спине Юки, чувствуя как она покрывается мурашками в ответ на прикосновения. Они прервали поцелуй только для того, чтобы можно было избавиться от мешающейся одежды, неожиданно чувствуя лихорадочный жар. Наоки принялся тихонько постанывать, когда поцелуи перешли на его шею, мочки ушей, неожиданно возбуждающе, коротко всхлипывал, ощущая прикосновения в самых чувствительных местах и дернулся лишь однажды, когда художник принялся стягивать с него штаны, но затем позволил раздеть себя.
- Отлично смотришься, - сообщил Юки, отстраняясь.
- Ты бы лучше делом занимался.
- Делом? Каким таким делом? - парень шутливо изогнул бровь, но созерцание прервал, осторожно, для пробы, проводя пальцами по члену партнера, прислушиваясь к его рваному дыханию.
А потом они как будто бы перестали дышать и вовсе - в поцелуях и прикосновениях. Наоки не заметил, когда разделся Юки, но каждый раз, когда он отстранялся, не мог отвести глаз от его тела.
- А сам себя рассматривать не даешь, - рассмеялся тот, прижимая его одной рукой за плечо к кровати, а второй потянулся к тумбочке, торопливо вскрывая упаковку смазки.
- Юки...
- М?
- Хочу тебя.
Последнее, что видел Наоки, прежде чем закрыл глаза - улыбку художника. В голове снова зашумело непередаваемое возбуждение, к которому примешивалась боль - парень до крови кусал губы, но все равно подавался назад, насаживаясь на пальцы партнера, пока неприятные ощущения не ушли, негромко постанывая, и не удержался от вскрика только в момент, когда Юки, наконец, подался вперед, и медленно, словно издеваясь, начал двигаться, чуть сжав член Наоки. Обоих не хватило надолго - Юки начал двигался неровно, неритмично, выдыхая сквозь сжатые зубы, а потом низко застонал, кончая, быстрее задвигал рукой по члену партнера, который почти сразу же, словно ожидая этих прикосновений, последовал за ним.

- Не кури в постели, - потребовал Наоки, делая попытку отобрать сигарету у Юки. Они так и остались в постели, каждый боялся уйти в душ, потому что ждал продолжения, но для продолжения не было сил.
- А где ты мне предлагаешь курить? - невозмутимо поинтересовался художник, аккуратно стряхивая пепел в принесенную пепельницу.
- Рядом с кроватью. Кстати, оно... еще долго будет болеть?
- Ты про что? - не понял Юки.
- Про свою задницу, - Наоки взъерошил волосы и сел, морщась от неприятных ощущений.
- А. Ну, я не знаю, я-то свою никому не подставлял.
- Не подставлял он, как же.
- Нет, серьезно! Я и... - художник вдруг сбился, но закончил - до тебя никогда не...
- А хвост распушил так, будто бы завсегдатай гей-клубов! - возмутился полицейский, снова ложась.
- Тебе показалось. Ничего я такого не пушил, и хвоста, между прочим, у меня нет.
- Я выражался фигурально. Может, в душ?
- Иди, а то мы точно так никогда не заснем. А завтра еще работать.
- Да-да, я все понял.
Вертясь под душем, Наоки пытался упорядочить сумбур последних двух часов, и пришел к выводу, что ничего плохого в общем-то не случилось. То же, судя по всему, думал и Юки, показывая ему нераспечатанную упаковку презервативов.
- Забыли.
- Хорошо, хоть смазку не забыл.
- Я почти забыл, но решил тебя пожалеть.
- Тоже мне, - хмыкнул Наоки, занимая место под боком художника и тот по-хозяйски обнял его за плечи, а парень снова подумал, что в этом нет ничего плохого.

- Вы меня слушаете?! - пожилая дама внушительно постучала клюкой по полу, привлекая внимание.
Наоки едва мог сидеть - задница ныла, и он периодически вставал, расхаживая по кабинету, и проклинал
Накамуру за то, что именно сегодня он снял его с патрулирования, где, безо всяких сомнений, переносить последствия бурной ночи было бы проще. Радовало парня только одно - дама весьма плохо видела, поэтому огромный и очень красноречивый засос продолжала не замечать.
- Слушаю, слушаю, - вздохнул полицейский, и снова поерзал, в надежде найти удобное положение. К списку проклинаемых добавился и Юки, который, по его мнению, незаслуженно блаженствует.
Наоки со вздохом пробежал лист заявления еще раз: в нем содержалась история, достойная бульварных
изданий, о том, как любимую собачку украл злой сосед и как она, благородная женщина, спасла животное от лап мерзкого похитителя.
- Уважаемая. Мы не занимаемся поиском домашних животных. Кражу с возвратом нельзя
квалифицировать как преступление, поэтому единственное, что я могу предложить вам - как следует поговорить с соседом.
Дама, как ни странно, просияла:
- Значит, я могу разобраться со всем сама?
- Да, конечно, - закивал Наоки, улыбаясь во все тридцать два. Помог ей подняться, выйти, навернул еще пару кругов, подшил дело в папку "отклоненные", снова прошелся, радуясь, что посетителей немного, пока по общей связи не объявили о срочном всеобщем сборе. Это было необычно и полицейский, прицепив кобуру на пояс, бросился к месту собрания. Когда он добрался до него, уже зачитывали сводку и распределение по кварталам; стажеров отсеивали, а значит дело было серьезным.
Потом все забегали - распределялись по отрядам. В толпе Наоки никак не мог найти Накамуру, спросить, разузнать что происходит. Оказалось, что никто и не видел Накамуру, однако, данные по сводке принадлежали именно ему.
- Приказ - стрелять на поражение, - сказал ему негромко глава отряда.
- Пахнет паленым.
- Там минимум пятнадцать человек, они грозятся взять заложников, если мы им будем мешать. Так что без резких движений.
- Понял.
Потом они тряслись по кочкам в служебном автомобиле, вышли за два квартала от отведенного им здания, и, разделившись, отправились к цели. Наоки чувствовал слабость во всем теле - в голове вертелись кучи причин, почему с ним не должно ничего случиться и только одна, почему ничего в самом деле не случится. Бродя по двору он надеялся, что сейчас все оборвется - слишком уж нелепо началось - его разбудит Юки, и они либо отправятся завтракать, либо снова займутся любовью и он даже был согласен снова подставить ему свою задницу, несмотря на ноющую боль.
Беспокоило его и отсутствие Накамуры - ни слова, ни звонка, хотя именно он взялся опекать Наоки после смерти отца. Уже стоя у оговоренной точки и проверяя оружие, он подумал, как бы ничего не случилось с ним. И о том, что с ним не могло ничего произойти - слишком много переделок пережил Накамура.
Снова все завертелось - по команде - в неосвещенный коридор, пройдя три поворота - налево. Как по навигатору - отрывистый голос в наушнике. А в голове только фраза старшины: "приказ - стрелять на поражение". Первый раз ему пришлось нажать на курок сразу после первого поворота - по ногам, обездвиживая.
Следующий поворот дался ему гораздо проще - все до нелепости начало напоминать игру, в которой он был только игроком, и всегда мог восстановиться, перезапустить и начать прохождение сначала.
Кровь, кровь. Наоки дернулся, прижимаясь к стене - неосторожно показался в полоске света и тут же полоснула пуля, пробивая ткань куртки на рукаве - обожгло, будто бы огнем, а затем тут же закровоточило, пропитывая ткань.
Где-то велась перестрелка. Оглушенный адреналином, парень не сразу понял, что в двух шагах от него ведется перестрелка - какие-то люди из другого отряда, один - торопливо перезаряжает оружие, второй, зажимая рану на ноге, торопится в укрытие, падает напротив него, запрокидывая голову, судорожно втягивает воздух, а потом говорит ему:
- Там их пять человек. Одного мальчика убили. Прямо на моих глазах. Кто-то видел Накамуру, он тоже на операции, но дольше, чем мы. Только не лезь туда, парень, не лезь.
Наоки зажмурился: нелепица, кружившаяся у него в голове, мешала думать. Он пододвинулся к краю и осторожно выглянул - удачная огневая позиция. Несколько выстрелов, и снова пришлось спрятаться.
Теперь численный перевес был не на стороне банды.
Наушник надолго замолчал. Снова раздавались какие-то выстрелы и, следуя предписанию, полицейский остался на месте, пытаясь придумать, как он может помочь раненому перед ним.
В груди неожиданно заныло - Наоки пришлось откинуться к стене, и, закусить губу, чтобы не закричать от досады: он должен был согласиться на перевод. Тогда бы ему не пришлось сидеть сейчас в полутемном коридоре, перемазанным кровью, в пыли и грязи. Тогда он бы сейчас ехал с Юки домой, и был бы хозяином своей жизни, которую теперь не был готов отдать за идею. Это открытие вызывало к жизни раздражение. Теперь Наоки просто хотелось, чтобы все это закончилось. Он был уверен, что неуязвим и был готов подняться и отправиться в комнату, легко перестрелять всех, вернуться в отдел, принять душ и отправиться домой. Но в жизни все было не так. Наушник неожиданно ожил, и, следуя указаниям, он поднялся, махнув на прощание раненому, отправился по указанным координатам.
- Наоки, мать твою!
Это был, без сомнения, Накамура. Он матерился, как сапожник, делая еще один выстрел на удачу, а потом схватил неожиданно легко и быстро парня, и оттолкнул в сторону.
- Какого хрена ты здесь?!
- По приказу, - пролепетал он. Теперь Наоки стало страшно. Накамура, которого все считали неуязвимым, был ранен в двух местах - старик, безо всяких сомнений, потерял сноровку, просиживая штаны в кабинетах.
- Послушный болван, - рыкнул шеф, снова стреляя. В ответ раздался крик и парень понял - "на поражение". И - непременно много крови. Он стоял завороженно в дверном проеме, глядя, как красная жидкость заливает пол, течет к его ногам и как синеют губы еще мгновение назад живого и здорового человека, которому, судя по виду, недавно стукнуло двадцать. Парень поднял глаза и ухмыльнулся.
В руках у него была осколочная граната.
Уже без чеки.
Наоки понял это слишком поздно.

Юки дошел до полицейского управления - машина Наоки стояла припаркованной на обычном месте, но в самом здании как будто бы никого не было. Первые пятнадцать минут он злился на него, потом накатило усталое безразличие, через час ожидания пришла тревога. Юки попробовал позвонить - веселый голос в трубке отвечал, что абонент недоступен. Лучшее, что мог сделать сейчас художник - поехать домой. Трясясь в электричке, он продолжал с тревогой смотреть на телефон. Что-то подсказывало ему, что Наоки не просто задержали на работе. И не просто так был мрачен парень, смотря сводку о преступлениях за ночь.
Все было не просто так - Юки не мог найти себе места. Перестелил постель, попробовал почитать книгу, но никак не мог сосредоточиться, ожидая что вот-вот и полицейский придет. Он засыплет его подколами, и все будет как обычно.
Ключи у входной двери зазвенели глубоко за полночь - Юки сидел в коридоре, прислушиваясь к ночным звукам, и тут же вскочил, когда Наоки сделал шаг в квартиру - без кровинки в лице, с пустыми глазами.
Несколько ран еще кровоточило, и ноги перестали его держать сразу после того, как перешагнул порог - художник быстро подхватил его, удерживая; одной рукой закрыл дверь.
- Накамуру убило, - прошептал Наоки, цепляясь пальцами за плечи Юки, - убило. Из-за меня...
Он что-то невнятно шептал, пока не почувствовал, как текут по лицу слезы, голос срывается - уходил страх, сходил шок, накрывший его после вспышки. Парень даже не мог вспомнить, как оказался в участке; как садился в машину и ехал домой. В глазах стояло бледное лицо Накамуры и жесткое осознание - он мертв. Он мертв из-за него. Если бы он заметил вовремя - все было бы хорошо.
Юки крепко прижимал его к себе, успокаивающе гладя по волосам, и в его объятиях Наоки со всем ужасом ощутил, что если бы не Накамура, его бы тоже уже не было, и он всхлипнул, кусая губы, а Юки только понимающе молчал, потом осторожно отвел его в душ, самостоятельно нашел чистую одежду, ничего не говоря открыл бутылку самого крепкого из того, что смог найти, а полицейский только бессильно кусал губы, и каждый из них знал, что сейчас нет ничего хуже слов, и нет ничего лучше любви.


Эпилог

Наоки огляделся - последний шкаф только что забрали. В комнате можно было петь, и благодаря акустике пустых стен его бы слышал весь дом. Юки подпирал стену в прихожей, ожидая, когда он закончит осмотр и они смогут уйти, чтобы больше никогда не вернуться.
- Как ты думаешь, - поинтересовался Наоки, заводя машину, - кем мне стоит попробовать поработать?
- А что ты умеешь? - заинтересовался Юки, а потом прищурился и добавил, - я не про секс.
- Вообще, мне всегда было интересно поработать в банке, - ответил Наоки, привычно пропуская мимо
ушей конец фразы.
- А ты сможешь? Ты считать-то не разучился?
- Между прочим, я отличником был!
- Да-да, я все понял. В любом случае, теперь ты у меня на иждивении.
- Я могу в любой момент зажить отдельно.
- Можешь, но зачем?
- Действительно.
- Наоки...
- А?
- А давай съездим к моему старому дому.
- Романтичное настроение? - улыбнулся парень, вспоминая дорогу.
- Ну, там мы познакомились.
- Если бы ты, идиот такой, не полез бы за своими рисунками под ту стену, этого бы не случилось.
- Вот видишь! - Юки торжествовал, - я иногда делаю полезные вещи.
Они смеялись, перебрасываясь взаимными подколами. Мимо пронеслось полицейское управлении, здание банка, где работал Юки. За синей оградой старого дома оставался только остов - за прошедшее время территорию почти сравняли с землей.
Юки выбрался из машины, немедленно закуривая, Наоки встал неподалеку, вспоминая старый дом. И еще много чего.
Месяц назад погиб Накамура.
Уже потом Наоки узнал, что на самом-то деле это была не его вина, и Накамура был ранен еще до того,
как бросился под осколки, чтобы закрыть парня своим телом, но сама мысль, что все будет по-старому, была для него невыносима. Он уволился почти сразу, получив полагающуюся награду и многозначительные подмигивания от нового начальства, сидел сутками дома уставившись в телевизор, даже пытался путешествовать, пока не понял, что даже квартира пропитана его потерями. Тогда Наоки зарылся в предложения о продаже недвижимости, и именно тогда Юки, сияющий, как начищенный пятак, сообщил, что его жилье достроено, и, ощупывая задницу пассии, сообщил, что хотел бы, чтобы тот переехал с ним - вопрос был решен.
Наоки смотрел в небо, на дым от сигареты Юки, пока художник не махнул рукой и они не вернулись в машину.
Стояло чистое утро и они летели по пустующему проспекту туда, где начнется для них новая жизнь.

back