Кодзи подождал, пока дыхание лидера станет ровным и глубоким. Он осторожно вытащил руку из-под хрупкого тела и легко поцеловал приоткрывшиеся во сне губы. Выскользнув из постели, гитарист накинул на себя рубашку, взял со стола сигареты и вышел из комнаты, неслышно закрыв дверь.
Кухня освещалась только неверным светом луны и уличных фонарей. Кодзи налил в чашку зеленого чая, распахнул окно и закурил. Ягодный аромат чая и терпкий сигарет растворились в ночном воздухе, переливающимся оттенками запахов мокрого асфальта, зелени и дневной пыли. Кодзи щелчком выбросил докуренную сигарету, проследив взглядом, как яркая оранжевая точка теряется в ночи. Он поставил в плеер рабочую запись песни и взял свою акустику. Сев на подоконник, он закрыл глаза, вслушался в партию лидера и начал подыгрывать.

Клаха и Ю-ки стояли в оцепенении.
Два гитариста показывали последнюю обработку песни. Их гитары, казалось, переплетались пальцами. Эта была гармония двух наизусть знающих друг друга тел. Мелодия была мягкой, но стремительной. Струны одного инструмента немедленно отзывались на нежные прикосновения другого. Звуки соприкасались и снова отдалялись, для того чтобы через мгновение слиться воедино. Они заражали друг друга страстью, купаясь в холодных и строгих переборах органа, бросая ему вызов своей живостью. Дуэтом они вскрикнули в последнем аккорде, и гитара Кодзи отозвалась вздохом облегчения, когда он убрал пальцы со струн.

«Ни стыда, ни совести, - усмехнувшись, подумал Ю-ки, - эти двое умудряются заниматься любовью прямо на сцене так, что никому и в голову не придет, что они этим занимаются.»

- Нужно будет еще немного подкорректировать, - сказал Мана, откладывая инструмент. – Перерыв, - лидер опустился на диван и вытянул стройные ноги. Кодзи подошел к нему сзади и поцеловал в макушку. Легким движением он откинул длинные красные косички за спину и, вставив в рот тонкую сигарету и пряча лукавую улыбку в уголках цветных глаз, вышел из студии.