Давай честно, не разрывать друг другу небо. Не надо, я не выношу этого голубо-красного сочетания. Оно будто режет зрачок моего глаза. Не убивай моё небо, а то солнце сожжёт меня.
Наше монохромное кино заканчивается. В конце таких фильмов, всех убивает героин. Мы же с тобой настолько губительны друг для друга, что просто разойдёмся. Будет открытый конец и каждый из нас придумает своё продолжение.
Возможно, больше не будет пламенной любви, доводящей до дрожи, или длинных ночей, в которые не можешь заснуть из-за счастливой бессонницы. Возможно, будет теперь больнее смотреть в глаза друг другу, а нужно ли это вообще?
Остаётся ждать конца плёнки. Искать смысл в чужих песнях, написанных менеджером той группы, который просто начитался паршивой поэзии, вырезал отдельные строчки и скрепил всё это в песню. Возможно получается что-то красивое, но, если принять во внимание, что всё это куски чьей-то дряни, то слушать совсем не хочется.
Писать музыку души ведь может не каждый. Для этого нужна искра таланта, возможно даже что-то неземное. Музыка рождается не из-под струн и клавиш, о нет, она зарождается где-то глубоко в душе. И пусть, проходя обработку, она частично теряет свой изначальный смысл. Это кому-то понравиться, он будет благодарить, придумывать различные градации: «Вы изменили всю мою жизнь!». Ха-ха. Да я и себе жизнь изменил, знаете ли.
Посылать можно весь мир. И самому плакать, когда тебя самого пошлёт хоть один человек.
А можно мне в градусах координаты? Может быть, это очень далеко отсюда, может быть билет до туда стоит слишком дорога. Может его цена и вовсе жизнь.
Смешно, но знаешь, я готов отдать тебе пару лет своей жизни без возврата. Может быть, за эти несколько лет ты научишься любить, смотреть в глаза, искренне улыбаться. Может быть, ты станешь самым главным поводом жить для кого-то. Счастливы ли вы будете? Не хочу знать, просто пришли мне координаты.
Мы с тобой, наверное, просто смотрим на разные звёзды. Твои наверняка ярче, мои бледнее. Мои падают немного чаще твоих. Так бывает, когда в человеке умирают чувства. А ещё ты, сам наверное того не зная, украл у меня часть звёзд. Я сначала хотел сказать, но знаешь, оставь себе. Я иногда смотрю ,как они ярко искрятся рядом с твоими. Мне тогда хочется отдать тебе и те, что остались.
А вот Луна у нас одна. И знаешь, я очень люблю смотреть на неё. Под ней где-то и ты. Ты тоже смотришь и в твоих глазах отражается блеском её свет. Ты забираешься на подоконник, осторожно приоткрываешь окно и смотришь, просто смотришь. Долго смотришь и вспоминаешь.
Меня? Нет. Я всего лишь одна из множества теней Луны. Ты же не тратишь мысли на меня.
А я на тебя совсем растратился.
Утром восходит солнце, мои звёзды уходят, остаётся небо, такое чистое, но из-за тебя рваное, через него солнечные лучи больно жгут меня. Небо плачет не дождём, а кровью. Алая, она стекает по голубым кускам, окрашивает когда-то белоснежные облака. И вот тогда становиться очень страшно. Тогда понимаешь, что теряешь последнее, теряешь небо.
Так что, пожалуйста, не разрывай моё небо. Это единственное, что я прошу у тебя.
***
Мы свалились прямо за сценой. Кай упал недалеко от нас, потом ели подполз к нам.
Я в свою очередь подполз к тебе и уткнулся в твоё плечо. Ты повернул голову, улыбнулся, затем посмотрел вверх. В руке ты всё ещё сжимал серебристую ленточку, которую Руки подобрал со сцены.
Эта ленточка была очень дорога. Не только тебе: в один миг она стала самым главным сокровищем для нас всех. Она была доказательством блестящего концерта, к которому мы так стремились, о котором мечтали. Это так странно: вчера всего лишь мечта, а сегодня уже реальность.
И ещё немного грустно, сам не знаю почему. Может быть потому, что в тот момент, когда говоришь себе «Я у цели» будущее исчезает?
Так или иначе, я лежал рядом с тобой и дышал счастьем.
Последний раз я был счастлив 26 декабря.
***
Вас когда-нибудь опускали под воду? Так, чтобы последние импульсы колебались на пальцах, а сердце будто затапливало водой: биение превращалось в глухие толчки?
С каждой секундой, воздух становился самым драгоценным, вода ненавистной, но рука…
Рука, которая тебя топит…ты любишь эту руку. Так же сильно, как и человека, опускающего тебя под воду.
И если кто захотел бы помочь, ты бы возненавидел его. И сам бы нырнул в воду, забыв как дышать.
***
Ты обещал забрать меня из аэропорта. Лучше бы я сам, но ты всегда так непреклонен.
Я прилетел поздно вечером и бродил по пустому аэропорту. Наверное, ты забыл про меня. Или опаздываешь? Телефон не даёт ответ, равнодушно сообщая, что до абонента не дозвонится.
И вот остаётся бродить здесь. В темноте, аэропорт напоминает место действия какого-то ужастика. Тёмные стены, гигантcкие окна, длинные мрачные коридоры.
Я вздохнул и вышел наружу. Сел на асфальт около дверей и закурил. В небе сияла красивая луна, и вечер стал казаться прекрасным, но не хватало тебя. А ещё становилось всё прохладнее, а куртка где-то на дне сумки. Я начинал злиться на тебя, проверял телефон каждую минуту, но ты даже не позвонил, не предупредил, что опоздаешь, или вообще не приедешь. Дым слабо согревал лёгкие, но вот сигарета тлеет, а это последняя. И это из-за тебя. Мы поспорили, что пачки хватит на всё время моего отъезда. Так, я бы взял их куда больше, но спор есть спор. Ты знаешь, когда я мошенничаю.
Неожиданно для себя замечаю, как засыпаю…
–Эй, Юу!
Ну как вегда во время, Акира!
Ты подбежал ко мне, протянул свою куртку.
–Идём,– сказал ты, потянул меня за руку, но я не поднялся.
–Я так устал. Посиди со мной, – я в свою очередь потянул тебя вниз.
Ты непонимающе посмотрел на меня, потом уселся рядом. Я положил голову тебе на плечо, отдал куртку.
–Я не хочу, чтобы ты заболел.
–Аналогично. Я виноват, что опоздал, так что куртку оставь себе.
Но всё-таки куртку придётся оставить на тебе. Потому что я так сказал, а ты иногда всё же делаешь так, как я хочу.
Я прижался к тебе и закрыл глаза. Я так скучал, я очень скучал и очень замёрз без тебя. Но говорить тебе это…
–Юу, ну не засыпай, сейчас домой тебя отвезу, там поспишь.
Ты целуешь меня в висок, я открываю глаза и смотрю на тебя. В твоих тёмных глазах отражается луна, и я люблю эти глаза сейчас больше всего на свете. Люблю? Если сводить это чувство к полной абстракции, то да, люблю.
–Рей, посмотри на луну.
Ты смотришь вверх, и твои глаза просто сияют. Потом ты смотришь на меня и улыбаешься.
–Ты прямо такой романтичный, Аой. – буквально пропеваешь.
–Заткнись, – я отталкиваю тебя, а ты снова меня возвращаешь к себе.
–Поехали домой, – прошу я. Ты киваешь, поднимаешь меня и ведёшь к машине.
Прекрасный вечер. Как ни крути.
***
Калейдоскоп твоих чувств, эйфория, нарастающая с каждой секундой. Порошки и таблетки делают невероятные вещи. Главное к ним не пристрастится, а то они превратят тебя в пленника галлюцинаций.
Хотя я когда-то читал, что по мере нарастания зависимости, галлюцинаций становится всё меньше. Есть такое определённый момент, в который всё заканчивается, и метеоры превращаются в падающие звёзды.
Ты не принимаешь наркотики, но твои чувства так похожи на них. Остываешь, подогреваешься, горишь, снова остываешь.
Однажды я сказал тебе, что люблю тебя. Честно сказал те слова, что вертятся у меня в голове и так сильно мучают мои нервы.
А ты молча сидел. Потому что не можешь сказать ответное «люблю». И не надо. Просто оставайся таким, оставайся рядом. Мне правда всё равно.
***
Я судорожно целовал тебя, забывая, про время, мир, калейдоскоп, метеоры…
Я как-то очень отчаянно цеплялся за твою рубашку. Это была просьба. Просьба не уходить, остаться ещё надолго, просьба позволить мне сгореть прямо рядом с тобой. Просьба тлеть, любить, касаться. Просьба дышать одним тобой, просьба задушить в себе слёзы, немые крики, отдаться. Ты был всем. В тебе было всё, что я люблю. Люблю…
Нет, даже не сводя всё к абстракции, я люблю тебя.
Я прислоняюсь к холодной стене, и на минуту мне становится трудно дышать.
–Аой, ты чего?
Обнимаешь, гладишь по голове.
–Не уходи, пожалуйста не уходи…– говорю с трудом, я будто задыхаюсь.
Я смотрю в твои глаза.
–Пожалуйста, только не уходи…– продолжаю умолять тебя.
–Не уйду, не бойся.
Легонько касаешься моей щеки, затем укладываешь на пол, давая тем самым восстановить дыхание.
Берёшь меня за руку и неожиданно произносишь:
–Ты ведь знаешь, ты для меня куда больше, чем луна, звёзды, небо.
И я благодарен за эти слова. Пусть это было и не «люблю».
***
Время проходит, меняется стремительно всё вокруг. Вместе с земной осью двигается и наша тобой ось.
Теперь ты стал холоден, лишь изредка гладил меня по руке и говорил:
–Ты ведь не счастлив от того, что любишь меня?
Но это было не так. Это было счастье, несомненно счастье, просто оно давалось мне трудно, через боль и твой холод.
Но я ничего не отвечал. Не отвечал и тогда, когда ты не ночевал дома, когда кричал на меня, слегка выпивший, но вроде когда выпьют, обычно говорят правду. А я отказывался верить, что все эти ужасные слова правда. Идиот.
И вот с изменением калейдоскопа твоих чувств, твоей эйфории, я стал вовсе не нужен тебе. И ты ушёл. Как уходили все, кто когда-либо приходил в мою жизнь. Я наверное, просто такой человек.
Ближе, чем на концерте ты мне больше не будешь. А таким же близким, как в Tokyo Dome и подавно.
***
Сегодня слишком яркий день. Мы ждём Кая, а Руки ждёт от тебя поцелуя. И ты даёшь ему то, что он хочет.
Мне становится на минуту ужасно больно. Я снова чувствую , что задыхаюсь, ищу твои глаза и наконец сталкиваюсь с ними. И…
В этот момент мне показалось, что ты выстрелил в меня. Боль пронизывала, но не было сил двинуться с места. Вроде и рана была такой небольшой, где-то может и не слева, а справа. Ноя чувствовал, что задыхаюсь. Звуки пропали, голова сильно заболела. Для меня существовали только твои тёмные глаза, в которых на минуту что-то промелькнуло, вспыхнуло и вроде не погасло, но погас я, совсем сгорел и не помню как, но очень быстро побежал от тебя, от него, от всего.
***
Такси едет не очень быстро, я сижу с наушниками и смотрю на вывески. Уже объявления о новом сингле the GazettE, уже назначена дата нового тура и вдруг.
–Остановите пожалуйста.
Таксист пожимает плечами, но останавливается.
–Спасибо. – я протянул ему деньги, поспешно поклонился и направился к светящемуся залу.
Tokyo Dome не меняется. Кто бы там не выступал, все счастливы. Счастливы, едины, совершенны. Все живут, равномерно дышат, их крики сливаются в созвучную полифонию.
Но вот концерт этих незнакомых мне людей заканчивается. Все куда-то уходят, а я поднимаюсь на сцену и иду по длинной сцене. Кто-то из тех людей узнаёт меня, они удивлённо смотрят, но в конце концов у них есть работа. Плевать, что я хожу по сцене. Я выступал здесь, я этого достоин.
–В этом году мы обязательно выступим здесь. – от знакомого голоса я вздрагиваю, но не оборачиваюсь.
–Но всё будет не так.
–Так. Я не оставлю тебя одного.

back