Shi
я давно и ни черта не боюсь. не боялся. и не собираюсь начинать.
я так думал. пока, случайно, не прокрался в его сон. я, идиот, хотел просто узнать его лучше. думал, что в его снах есть что-то о нём, такое, о чём он сам никогда не расскажет. в прочем, я не ошибся. к сожалению. боги, на сколько же я не ошибся! и как же я хотел бы никогда туда не попадать. и как же я возблагодарил его за молчание! ведь теперь мне до конца дней жить с этим знанием, с его чувствами. с его кошмарами.
мне страшно. теперь, каждую секунду. я боюсь его глаз. я боюсь его рук. я боюсь его. я, волей-неволей, ощупываю его спину, когда он засыпает, часто прямо на мне, в поисках уродливых шрамов. он постоянно засыпает. и я даже немного ревную. к его аду. к его личному, кошмарному аду, к которому он так упорно стремится. словно находит в них смысл своего существования. в его кошмарах.
душно. воздух алый, дрожащий, сдавленный, зловонный. прожженный, пропитанный ненавистью, любовью, восторгом. к боли. к медленной, тягучей, истеричной. омерзительной, грязной. меня скручивает приступом тошноты. падаю на колени, на омерзительно-тёплый и липкий металлический пол. к рукам липнет сгустившееся бордовое. меня тошнит, словно желудок вываливается. но тошнота не прекращается. я слышу что-то, нечто, говорящее о его присутствии. я перегибаюсь через загородку балкона и смотрю вниз.
это на столько омерзительно, на столько страшно, что невозможно оторвать глаз. он стоит внизу, ко мне спиной. кругом вырывается зловонное пламя, с треском жрёт всё, что было живым. или пока ещё живо. меня снова рвёт, когда я различаю человеческие очертания в рыжем огне.
а он улыбается. рассматривает внимательно каждую муку, с интересом школьника. и глаза его безумны. и улыбка его лишена человечности. только безумье, счастье, восторг от мучений, чужих, своих. он тихо что-то говорит, улыбка, радостная и ликующая, растягивает его потресканные губы. я с мазохистской жадностью прижимаюсь к шершавым прутам заграждения. пол отвратительно греет колени, пропитывая одежду этой мерзостью. от тошноты кружится голова, в глазах плывёт, от жары пересыхает горло, язык прилипает к нёбу. и страшно вдохнуть этот сладкий, жрный запах смерти.
он гладит себя по обнажённым плечам. и страшная догадка уже сковывает сердце, лишает голоса. он подцепляет валяющуюся на полу связку какого-то железа, любовно перебирает тонкие прутики в пальцах. я боюсь понять, что это. я ревную, глупо и неуместно. он никогда не давал мне такой нежности, как этому грязному (не хочу представлять, что это), зазубренному железу. неожиданно резким движением, выдёргивает один из.. крюков. знак "Ши". "смерть". на мгновенье я слепну от яркого блика, появившегося на кривом, неровном острие. и замираю. он снова прикасается к своим плечам. страх сковывает лёгкие. он вонзает. медленно. в кожу, я слышу, как лопается мышечная ткань. железо входит неохотно, туго. но он толкает его в себя и улыбается. меня снова выворачивает. воздух становится невыносимо-густым. по его спине бегут тугие капли тёмной крови. кожа над ключицей набухает и, наконец, лопается. я вижу, как дрожат его руки. как влажнеет лоб. он вытягивает второй "Ши" и примеряет к другому плечу. я хочу остановить, вскрикнуть, спасти. прекратить! но я не могу. я в его кошмаре. он не знает, что я здесь. и снова
тихий, но такой оглушительный, ужасающий, сухой треск кожи. его дрожь. новые полоски крови. второй крюк входит туже, его тело защищается, пытается себя спасти. но он, с дьявольским упрямством, рушит его, терзает. и скова кожа над второй ключицей влажно хрустит, зазубренное полотно острия разрывает рану в колчья.
он падает на колени. его губы беззвучно шепчут. пламя ревёт. человеческие тела в нём корчатся, не обречённые на смерть. меня рвёт, выворачивает на изнанку, кажется, что я вот-вот выплюну своё сердце. но я не могу оторвать глаз от этой мерзости. от этого страха. от этого торжества боли. он падает на колени и я вдруг вижу слёзы в его глазах. дрожь его губ складывается в слова, раскалённым льдом падая в моё сознание.
"найти.. идеал.. совсем близко.. я знаю... забери меня..."
Господи Боже мой! вкого он играет?! я понимаю, что схожу с ума. он искупляет грехи земли своим мучением?! или приносит себя в жертву самим сбой порождённому культу самоуничтожения?! нет, этого всего нет. я просто сошёл с ума. но в его глазах - страх и мольба. смешанные с безумным восторгом, наслаждением. его дрожащие пальцы снова сжимают очередной крючочек, очередной значок хираганы, неровный, как асфальт у нашего дома. всё идёт своим чередом, без передышки, не обращая внимания на слабеющие от боли пальцы, он вонзает в себя новые и новые, рвёт
своё тело, познаёт каждую градацию страдания, превращая всю суть бытия в нескончаемый марафон боли. меня уже не рвёт, во мне уже ничего нет. только горло сжимается.
- я готов.
его голос надтреснут и шершав. лёд. теперь мне нестерпимо холодно. от ревущего смирения и страдания в нём. я зажмуриваюсь. слышу новый шорох, на столько тихий, что он заглушает все стоны, рёв пламени, всё. открываю глаза.
его дёргает под потолок. тонкими нитями, обвившими золото крюков. кожа натягивается, трещит, но выдерживает. кровь капает на железный пол.
кап.
да откуда в нём столько крови?!
кап.
медленно, словно с издёвкой, его маленькое тело поднимается к бескрайности потолка. нити уходят в черноту. он улыбается. его губы по-прежнему шепчут, бессознательно, дергано. он дрожит. он на грани. но он улыбается. безумно, ликующе, победоносно.
мне страшно.
он медленно поднимается куда-то. из своего собственного, им же и рождённого ада. чтобы напугать нас. наказать. да плевать он хотел на каждого из нас... из его рта течёт кровь, смешанная с тягучей слюной. он начинает медленно крутиться вокруг своей оси. дырки в его теле растягиваются, рвутся. я не могу больше! я больше никогда не буду нормальным. вместе со своим телом, он разодрал в клочья мой разум. меня начинает трясти крупной, ледяной дрожью. я не чувствую пальцев. я не могу дышать. воздух становится стеклянной крошкой. он поднимается всё выше. он на уровне моих глаз.
он видит меня. он смотрит на меня, рассматривает. кружение замирает. до него - протяни руку и ухвати. но я замер. на всегда. я останусь тут на вечно, пропитанный тухлой кровью, своей рвотой и ледяным ужасом. он рассматривает. с любопытством школьника. и улыбается. медленно, вижу, с каким трудом это ему даётся, поднимает к лицу руки. его изуродованные пальцы сведены судорогой и перепачканы. ногти сорваны. он подносит руки к лицу и впивается в него. расцарапывает кожу, веки, обрекая себя вечно смотреть на людскую мерзость. и смеётся. тихонько и глухо. я теряю сознанье. но продолжаю на него смотреть. он смеётся, сдирая с себя то, что я в нём так любил - губы, изгиб ноздрей, линии разреза глаз. он обнажает каждое своё чувство. боли настолько много, что он захлёбывается ею. но смеётся. сорвано, кашляюще.
- это для тебя.
кровавый кашель.
я на пределе. мозг закипает, душная приторность воздуха вырывает лёгкие и бросает их в омерзительное, тухлое месиво. я умираю. а он продолжает подъем.
кап. кап. кап... кровь, ещё живая, звенящая непереносимой болью, капает в вязкую, вонючую жару тишины. но он продолжает жить. он сам себе это придумал. это его выбор. а меня больше нет.
я захлёбываюсь воздухом, рывком сажусь в постели. в мокрой, пропитанной моим потом и слезами постели и не могу отдышаться. хватаюсь за горло, стараюсь скинуть с себя вонь алого воздуха его ада. на негнущихся ногах встаю с постели и добираюсь до душа. корчусь на ледяном кафеле под ледяными струями. дрожь не проходит. меня рвёт, снова и снова, вода не может смыть этого кошмара. меня трясёт, горло сжимает. я понимаю, что потерял голос. потерял работу. потерял смысл жизни. потерял желание жить, оставил его в том липком, тухлом месиве на полу. меня
больше никогда не будет.
я возвращаюсь в спальню с плотно зажмуренными глазами. на ощупь ищу шрамы на его спине. не нахожу. не могу найти. потому что пальцы перестали чувствовать.
он спит. он всегда спит. он занимается любовью со своим бесконечным адом.
он вымаливает у каждого из находящихся по эту сторону его кошмара всю боль. ему вечно мало своей.
он спит и улыбка его совсем не безумна. его дыхание ровно. я чувствую, что слепну, падаю в вечную черноту того самого потолка.
он поворачивается и смотрит на меня. долго, я ещё могу различить лёгкость его интереса. он изучает меня. потом проводит сухой ладонью по моей щеке.
- не вздумай. - тихо и почти нежно. - не делай свой страх напрасным. это для тебя.
потом отводит глаза, находит рукой сигареты. терпкий запах заставляет меня снова вернуться в нашу спальню.
- не нужно было смотреть мои кошмары. это мой ад. ты не готов к нему. - снова поворачивается ко мне. возвращающееся зрение больно. - забудь. и больше не смотри. я никогда не избавлюсь от этой страсти к боли. мне слишком непереносима мысль о том, что у тебя может болеть. я у тебя всё заберу, обещаю. спи, пожалуйста..
он целует меня. так, как никогда в жизни. улыбкой, тихой и спокойной. и я успокаиваюсь. и я начинаю засыпать. и я люблю его. люблю. и я забуду. выпущу из себя его ад, создавая свой. позже. когда чуть больше сойду с ума. и я засыпаю. в его руках. вжимаясь в его маленькое тело.
только я больше никогда не смогу петь. голос - плата за забвение.
* Shi (Яп.) - смерть.