«Шима Онсэн» - типичный идиотский рёкан, в который Фукуно-кун, затащил их под предлогом не менее идиотского осеннего фестиваля. Визгливое «Будет весело!» в исполнении Юске - как благодарность в ответ на сдержанный кивок лидера.
- «Ну и? Тебе весело, Ю?» - Мийя сосредоточенно выпускает в ясное октябрьское небо колечко ментолового дыма. Краем глаза он замечает, как стремительно уходит вверх по склону Юске. Мийя лениво поворачивает голову. Равнодушно наблюдает за финалом очередной неприятной сцены. Заезженный донельзя спектакль. И лишь простуженный, злой смех Татсуро в качестве аккомпанемента, спасает дешёвую игру басиста.
Вот кому здесь действительно весело, так это сукиному сыну Ивагами. В зрачках Татсуро, будто в коричневом бутылочном стекле, плещется красное вино. Даже солнечные блики на очках в уродливой толстой оправе не способны скрыть истинный цвет его глаз. Глаза Татсуро красные. Вне зависимости от настроения. Настроение - лишь смена полутона внутри тревожного спектра, но его глаза неизменно красные. Так же как неизменно шелковисты и нежны его волосы, похороненные сейчас в недрах безразмерной вязаной шапки. Какими бы всклокоченными не казались волосы Татсуро, Мийя знает - на ощупь они нежные. И за эту нежность, неуместную, тщательно скрываемую, будто болезнь, Мийя прощает Татсуро многое. В том числе и его опасные, порой граничащие с жестокостью шутки.
- Что ты ему сказал? - голос лидера мягкий, ровный, входит в резонанс с глубоким и низким смехом Татсуро. Чёртов псих вокалист даже глупо хихикая умудряется заставить дрожать низ живота Мийи. Но лидер, на то он и лидер, чтобы уметь держать себя в руках.
- Ничего особенного. Я просто посоветовал ему сменить причёску, - вдоволь насмеявшийся Татсуро неожиданно забирается с ногами на скамейку и придвигается к Мийе. Этот поступок - такой странный для тридцатилетнего мужчины и такой естественный для Ивагами - не производит на лидера впечатления. За столько лет он привык к почти животной «естественности» вокалиста. Да и Юске мог бы давно привыкнуть к манере общения Татсу. Ведь с шести лет друг друга знают. Но Юске не может - слишком застрял в детстве. Носится со своей рафинированной ранимостью, будто курица с яйцом. Имидж миляги-бишонена обязывает быть слабым и, как следствие - ранимым. Даже когда вокруг никого нет.
Мийя вдруг подумал, что если бы просьба подтирать Юске зад положительно сказалась на его имидже, Фукуно-кун бы наверное и это попросил. Невинно хлопая глазами и облизывая по-детски розовые губки на давно раскабаневшем лице.
Татсуро прав. Пора что-то менять. И хотя причёска басиста тянется в самом хвосте длинной череды вещей, раздражающих Масааки, пожалуй, с неё и нужно начать.
- Да, не мешало бы, - нехотя тянет Мийя, удивлённо отмечая, что ляжкам, обтянутым тонкой джинсой, уже не так холодно. Это Татсуро. Развалился на животе, во всю длину скамейки, положил подбородок на ноги лидера и дышит, будто на стекло.
- Не мешало бы что? - уголки губ Ивагами мгновенно взлетают вверх. Татсуро шумно возится на узкой скамье, приподнимаясь на локтях и заглядывая в глаза Мийе. Сейчас он похож на огромного дурашливого пса. - Ты про причёску Юске, или про свои окоченевшие ноги?
Мийя рассеянно улыбается и, осторожно сняв с Ивагами очки, откладывает их в сторону. Подставляет ладонь, о которую Татсуро тут же начинает тереться пухлой щекой. Вокалист почти мурлычет. Звук получается утробным и тревожным. Тёмные зрачки Татсуро мутнеют и закатываются под полуприкрытые веки. Расцвеченные прожилками капилляров белки выглядят жутко. Псих.
- Вечером онсэн? - мысль о жарких, покатых плечах Татсу, усеянных россыпью искрящегося в полутьме пота, заставляет Мийю почти застонать в голос.
- Снова увижу на тебе фундоси, как вчера, сдеру вместе с кожей, - угрюмое обещание, на самом деле заигрывание, и такому Татсуро лидер не в силах сопротивляться.
В закрытой купальне не видно звёзд, но Мийе вполне достаточно альмандиновых глаз Ивагами. Пальцы Татсуро царапают бёдра Масааки, как он и обещал. Пар в онсэне тяжёлый. Напитанный мрачным животным желанием Татсуро, обволакивающим Мийю будто дух степных трав на солнцепёке. Мийя покорно выгибается в требовательных руках. Он знает, как именно это бывает - полуденная жара без солнца, надрывный плач без боли и боль сквозь улыбку. С Татсуро и не такое возможно. Мийя столько раз мысленно бился в руках Ивагами, вдавливая струны в гитарный гриф. Давая вокалисту возможность выбеситься, выкричаться, выплакаться на сцене. Да, Мийя точно знает, как бывает то, чего никогда не будет.
Юске стремительно уходит вверх по склону. Татсуро оборачивается. В его глазах альмандиновый свет, прожигающий Мийю насквозь. И лидеру кажется - Татсу тоже знает.

back