Бу посмотрел в зеркало и аккуратно поправил косую челку. Прическа лежала идеально – волосок к волоску. Он улыбнулся отражению и потянулся к мятой холщовой сумке, которая валялась у дивана. Достал сигареты и закурил, выдыхая в сторону кондиционера – Мику не любил дыма. К тому же, он снова принес в студию свое животное, которое к гитаристу неровно дышало. Бу грызунов не переносил, поэтому старался держаться подальше от клетки с Miruku. Когда же во время перерыва хомяка отпускали погулять, отпугнуть его мог только запах табака. Поэтому маленький гитарист предпочитал отсиживаться в гримерной, пока по залу бегало это странное создание, и слышались восторженные комментарии Канона.
- Все время тебе поражаюсь! – донеслось от двери, и Бу поднял голову. В зеркале отражался ударник. Видимо, его терпение тоже кончилось, и он попросту сбежал из этого живого уголка.
- А? – парень снова поправил челку и стряхнул пепел в стоящую рядом кружку.
- За пепельницей лень встать? – Теруки не терпел беспорядков. Расхлябанность друзей его раздражала.
- Лень, – согласился он, откидываясь на жестком стуле. – Чему ты поражаешься?
- Тебе. Настолько твоя внешность не совпадает с внутренним содержанием! – Теруки оправил длинные рукава тонкого вязаного свитера и, отобрав у гитариста чашку, поставил рядом стеклянную пепельницу.
- Что поделаешь… - пожал плечами он, меланхолично сминая окурок и доставая новую сигарету.
Теруки в зеркале усмехнулся и закрыл глаза. Бу предположил, что реальный Теруки сделал то же самое. Лениво наблюдая за ударником, парень думал о том, что обещал сегодня сестрам провести вечер дома. Впрочем, ему следовало еще забрать из химчистки вещи и подумать о продуктах на неделю – в выходные гитарист собирался недолго слетать в Киото, к двоюродной тётушке.
- А ты не думал о том, чтобы играть чуть быстрее? – вдруг спросил ударник.
- Думал, – отозвался гитарист, пальцами распределяя пепел равномерно по стеклянному дну пепельницы. – Мику будет недоволен. У него сегодня настроение…лирическое…
- И поэтому он уже полчаса носится наперегонки с Каноном за этим мелким паршивцем? – уточнил Теруки. Если Бу хомяков не любил, то Теруки – ненавидел до зубовного скрежета.
К тому же, от запаха у него начинала болеть голова, а маленькая студия окон не имела. Поэтому кондиционеры работали на полную мощность, а группа ежемесячно оплачивала огромные счета за электричество.
- Мику мог бы потерпеть, – проворчал ударник. Его отношения с вокалистом ухудшались изо дня в день. Все из-за того, что живой и непосредственный Мику ни секунды не сидел на месте, а Теруки, спокойный и даже меланхоличный по характеру, ото всех свои эмоции скрывал. Гитариста это забавляло, а Канон просто не обращал внимания. Басист был погружен в проблемы собственной семьи, и внешний мир интересовал его лишь постольку поскольку.
- Это неудачная идея. Мы, может быть, еще потянем. А Мику нет. Группа и вокалист, не попадающие в ритм, смотрятся странно, ne? – гитарист встал и немножко попрыгал – тело затекло. Да и плечи устали. Последний рабочий день напряженной недели подходил к концу.
- А почему ты не в баре? – вдруг спросил он.
- Так чай там кончился!
- Неправда. Чай завезли сегодня, я видел…
- Тогда кончилось молоко. Сахар, мед, рис, апельсиновый сок…
- Как хочешь, – согласился Бу, с интересом разглядывая абсолютно невозмутимого приятеля.
Теруки всегда пил чай в перерыве. Это было непреложным правилом с того самого момента, как они стали вместе работать.
- Я бы выпил кофе, – вдруг добавил ударник и Бу обнаружил, что глаза у него все-таки чуточку приоткрыты.
- Перерыв закончился. Как-нибудь потом, – гитарист улыбнулся, дунул, убирая упавшую на глаза челку, и вышел в коридор.
Ударник потянулся всем телом и тоже встал, мельком оглядывая стол. Усмехнулся.
Дно пепельницы было покрыто тонким слоем пепла, на котором изгибалась нарисованная пальцем улыбка.

***
Мику ждал звонка. Он сосредоточился на этом ожидании. Сердце стучало размеренно, в такт тиканью часов, а тишина вокруг, разбавляемая этими ритмичными щелчками, раздражала. Терпение никогда не было главной его добродетелью. Ожидание представлялось пыткой, сравнимой разве что с болью. Боли он тоже не переносил.
В клетке в углу Miruku устраивался на ночь. Его шевеление отвлекало, но не слишком сильно. Не так, как хотелось бы.
Внезапно раздалась трель звонка, и парень тут же схватил трубку.
- Да?
- Ждешь? – спросили ленивым голос на том конце провода.
- Жду, – сознался тот, словно бы в чем-то постыдном.
- Я в кофейне, недалеко от твоего дома. Если поторопишься, латте не успеет остыть… - Мику чувствовал, что собеседник улыбается.
- Кофе? На ночь?
- А ты собираешься спать сегодня?
Пока он раздумывал над ответом, связь прервалась.
- Чертов извращенец! – парень уставился на трубку, а потом, бросив ее на диван, поспешил в прихожую.
Хомяк поднял голову и посмотрел в след хозяину. Ему казалось, что ничего хорошего из этого не выйдет.

***
Теруки предпочитал блондинов.
Это совершенно бессознательно заставляло оглядываться на каждого проходящего мимо человека со светлыми волосами. К этой своей особенности он давно привык. Сейчас, сидя в маленьком кафе, он наблюдал за нервничающим парнем, волосы которого, старательно высветленные, напоминали ржаное поле. А у макушки, островком черного цвета – отросшие концы. Парень кого-то ждал, и, судя по всему, этот кто-то безбожно опаздывал.
Ударник поправил темные очки и посмотрел на бокал с латте, который стоял напротив его собственного, только с капуччино. Мику должен был скоро явиться.
Вокалист тоже был блондином. Его оттенок – темно-русый, почти рыжий, прекрасно гармонировал с темными глазами и непоседливым характером.
Группе, да и всем знакомым казалось, что это Мику раздражает Теруки своей непоседливостью. На самом деле…
- Извращенец! – вокалист влетел в заведения, хлопнув дверью и сбив по дороге пару стульев.
На самом деле, Мику терпеть не мог тягу Теруки к приключениям и подобным пряткам.
- Что случилось? – парень поправил свой свитер – после репетиции он не переодевался, сразу отправившись сюда.
- Не надоело? Мало того, что ты сегодня ушел в перерыв к Бу, так еще и… - Мику был взбешен, но, по мере того, как он созерцал безмятежно-улыбающегося ударника, тон снижался на две октавы. Последние слова он сказал вполне спокойно, даже дружелюбно. И попробовал латте.
- Мне надоело, что ты носишься со своим животным, – пояснил тот, отставляя пустой бокал.
- А мне надоели эти шпионские игры.
Теруки посмотрел на страдальца за соседним столиком – тот достал мобильный телефон и торопливо набирал номер. Видимо, положенные сроки уже истекли. Как и джентльменское пятнадцатиминутное опоздание. Объясняться с Мику не хотелось. Хотя надо было.
- Пойдем к тебе? – предложил он, глядя мимо вокалиста и снова поправляя сползающий с плеча свитер.
- Пойдем, – согласился тот и встал. Недопитое латте осталось стоять на столике.
Теруки почему-то было жаль…
***
Я не знаю тебя. Совсем. Мы познакомились почти десять лет назад, а я все еще тебя не знаю.
Ты носишь тонкие вязаные свитера и льняные брюки, бережешь пальцы и пьешь чай в перерыве.
У тебя три родинки на правом предплечье и одна – у левого запястья. Одна нога короче другой на пять миллиметров, хронический гастрит, и аллергия на цитрусовые.
Ты спишь на правом боку, очень тихо и чутко, невесомо дышишь, не ворочаешься во сне.
Ты чистишь яблоки и огурцы, любишь напиваться в компании и ненавидишь трапезничать в одиночестве.
Ты уехал из дому, как только начал прилично зарабатывать.
Мы знакомы десять лет, но я тебя совсем не знаю.
Теруки начал целовать его в прихожей. Губы пахли кофе и корицей, и поцелуй этот, настолько же неожиданный, насколько и ожидаемый, поверг Мику в шок. Он начал робко отвечать, а в голове крутились странные мысли.
Ты всегда очень устаешь после репетиций, и ездишь к массажистке каждую пятницу, ровно в 23:40, покачиваясь от усталости.
Ты не водишь машину, потому что за рулем чувствуешь себя неуверенно и глупо.
У тебя бессонница в безлунные ночи.
Ты ездишь к родителям каждый месяц, но не можешь выдержать с ними рядом больше трех дней.
От твоей музыки хочется летать.
Ты читаешь детективы и только их.
Нежные губы целовали мочку уха, оставляя засосы. Только Теруки мог так поступать. Мику снова опешил. Все это было так не похоже на бывшее раньше, что он просто цеплялся за плечи любовника, не в силах выдохнуть ни слова.
Теруки задрал его майку и провел ногтями по животу, снизу вверх. Мику закусил губу.
Ты пьешь кофе только по утрам.
Ты смотришь черно-белые фильмы по вторникам.
Ты считаешь, что постоянство упорядочивает жизнь.
Никогда не знаю, чего ждать от тебя завтра.
Ударник снова начал агрессивно целовать его губы, вдавливая пальцы в живот и лаская член, почти грубо.
- Что? – Мику разорвал поцелуй, и уставился на него с непониманием.
- Ничего – Теруки пожал плечами и отпустил. – Мне пора.
Он усмехнулся, долго-долго оглядывая вокалиста с ног до головы.
Склонил голову на бок и облизнул влажные губы.
Кивнул и вышел.
Мику сел прямо на пол.
Ночью ты читаешь мне Басё и Шекспира.
А утрам ты уходишь, пока я сплю, и встречаешь меня в студии кивком и презрительным взглядом.

***
Рейс из-за непогоды отменили на сутки. Ветер усиливался, облака сгущались. Лететь к тетушке было невозможно. Сестры разбежались по свиданиям, а родители ждали его в Нагасаки.
Заняться было совершенно нечем, и Бу вышел на улицу из блестящего в предгрозовом свете здания вокзала, на ходу доставая сигареты. Пачка была пуста, искать новую, возвращаться в аэропорт, было лень. Гитарист досадливо поморщился и покачался на носках. Домой ехать тоже не хотелось, тем более, там сейчас начиналась вечеринка, устраиваемая старшей сестрой. Все необходимые приготовления перед отъездом он сделал и теперь скучал. Откуда-то сверху донеслись первые раскаты грома и Бу поморщился. Дождь – явно не его стихия. Мрачные размышления прервал телефонный звонок.
- Внимательно, - парень никогда не смотрел, кто звонит, предполагая это бесполезной тратой времени, да и более полагаясь на слух, чем на близорукие глаза.
- Рейс отменили?
Голос у Теруки был безмятежным и насмешливым, как, впрочем, и всегда. Бу не помнил друга в ином состоянии, кроме спокойствия и легкой иронии к происходящему.
- Отменили, - согласился гитарист, отходя под козырек. На асфальт падали первые капли, особенно крупные и тяжелые, разбиваясь о него маленькими пятнышками.
- Выпьешь со мной кофе?
Теруки терпеть не мог есть или просто сидеть в кафе в одиночестве. Это знали все, и Бу не был исключением. К тому же, делать было нечего, а общество старого приятеля располагало к спокойному уютному вечеру. Да и переночевать у Теруки было гораздо удобнее, чем у Мику с его животным или у Канона, живущего с многочисленными родственниками.
- С удовольствием. А где ты?
- Я в кофейне на Нефритовой улице. Тебе что-нибудь заказать?
- Латте, – подумав, сообщил парень – думаю, он не успеет остыть. Я скоро приеду.
Стоянка такси находилась в двух шагах от входа в аэровокзал. Бу подхватил сумку и двинулся к крайнему потрепанному Мерседесу синего цвета.

***
За столиком в центре зала сидел тот же блондин и читал вчерашнюю газету с неподдельным интересом. Теруки думал, что либо парень не знает, какое сегодня число, либо ему попросту все равно.
Второй вариант был более приемлем. Телефонная трубка лежала перед ожидающим в зоне предельной досягаемости.
Ударнику было весьма любопытно, кого это так настойчиво он ждет. Кроме них в маленькой кофейне были только хозяин да ухоженная дама неопределенного возраста, с интересом уставившаяся в лэптоп. Парень усмехнулся, подтягивая сползающий с плеча свитер.
«Вероятно, читает завтрашние новости»
Сам он новостей не читал и не смотрел. Их пересказывал ему Мику по дороге к дому.
Впрочем, от отсутствия информации Теруки все равно не страдал.
В эту порцию капуччино корицы положили чуть больше, что не могло не радовать. Этот терпкий, яркий, немножечко древесный привкус гитарист обожал с детства.
Негромко стукнула входная дверь, и к нему подсел Бу, сверкая в полумраке зала пепельной шевелюрой.
- Ты вовремя. Кофе только-только можно пить.
- Пробок не было. Мне повезло, - безлично улыбнулся гитарист, осторожно пригубив латте.
Распухшие после инцидента в прихожей губы начало слегка саднить, поэтому ударник снова глотнул мягкую, кашемировую жидкость.
Разговора не получалось – впрочем, он и не предполагался. Теруки требовался покой, а Бу – относительная определенность с планами на вечер.
Они сидели так долго, потягивая остывший кофе и изредка перебрасываясь междометиями и взглядами.
Потом гитарист встал и направился к дверям туалета, а Теруки полез за деньгами. Кофейня закрывалась, им следовало перебираться в квартиру ударника.

***
Двухкомнатная квартира в тихом районе, обставленная и украшенная в неброском, официальном, европейском духе, где все строго ранжировано, расставлено и чисто – таковым оказался дом ударника.
Верхний свет зажигать не стали – ограничились торшером и настольной лампой.
- Дашь подушку и одеяло? – Бу остановился перед диваном в гостиной – похожим на татами сооружением, но с высокой спинкой.
Теруки выступил из полумрака с охапкой постельных принадлежностей секунды через две.
- Спать будешь? – уточнил он, намекая на выпитый кофе.
- Неделя-то выдалась не из легких, - кивнул тот, наблюдая за руками гитариста, расстилающего простыню и взбивающего подушки.
Странным это было зрелищем. Странным и непонятным. По крайней мере, Бу не мог точно оценить свои ощущения.
- Чучело, - Теруки вдруг усмехнулся и подошел ближе, что бы провести пальцами по правой щеке. Видимо, там остался кофейный след.
У ударников сильные руки, это аксиома. Кулак с силой впечатывается в левую скулу, голова запрокидывается назад и вбок, открывая хрупкую белую шею. Но пальцы тут же хватают подбородок, сжимают хрупкие косточки, и заставляют смотреть в глаза – такие же, как корица – пряные и манящие.
Рукав свитера коснулся щеки.
- Ты в зеркало смотришься хоть иногда? – съязвил приятель, чуть надавливая.
Поцелуй – грубый, резкий, не поцелуй даже, а укус. Резкий разворот лицом к дивану и повелительный тычок в спину. Придерживая за бок одной рукой, до боли сдавливая и сминая кожу, он приспускает штаны и белье, ничуть не церемонясь. Раздвигает ягодицы. Он даже не пытается растянуть его или подготовить. Он просто держит его, как бумажный стаканчик, и расстегивает дизайнерские льняные брюки, чертыхаясь на непонятном языке.
- Иногда, - Бу перевел расфокусированный взгляд с губ ударника на переносицу, не понимая, что происходит.
Боль – как удар хлыстом по воде, резкая, грубая, страшная. Гитарист сжимает мышцы, но это не помогает – придерживая бедра твердыми пальцами, ударник начинает двигаться, сразу очень быстро, очень умело, очень методично, каждый раз изменяя угол наклона или глубину. Бу кричит, извиваясь и плача, потому что не кричать и не плакать он не может, но и остановиться не может тоже. Он сам двигается в такт и не в такт движениям Теруки.
- Если смотришься, тогда это что? – приятель был немного раздражен. Это ледяное молчание его, впрочем, ничуть не трогало.
«Кофе на ночь пить все же не слишком полезно», - подумал он, - «Хотя…кофеин помогает работе мозга…»
Оргазм приближается со скоростью цунами, накрывая с головой, но и разрывая напополам, потому что движения не ослабевают, а только усиливаются, после короткого всплеска становясь еще более болезненными. Но скоро все заканчивается так же быстро, как и началось. Теруки выходит из него, оставляя боль и мучительную пустоту, которую нельзя ничем заполнить.
Бу без слов валится на постель, кожей чувствуя сочувственно-презрительный взгляд.
- У тебя самолет во сколько, ты, чучело? – парень потрепал сонного приятеля с остекленевшим взглядом за плечо.
- В десять, – прошептал тот.
- Я тебя разбужу. До завтра.
Теруки ушел, выключив по дороге лампу и торшер и оставив Бу в темноте. Маленький гитарист схватился за щеки и закусил подушку.
- Что это? – спросил он у тишины.
За окном неодобрительно гремела гроза.
Теруки, выбирающий детектив, посмотрел на фотографию Мику в резной рамке на столике у кровати и чуть усмехнулся.
Вокалист сидящий дома на полу, с ничего не выражающим лицом тупо смотрел на телефонную трубку.
Бу трясло мелкой дрожью под легким одеялом.