Если ты знаешь, что человек никогда не будет твоим, то любить его можно бесконечно долго. Это легко.

Говорю уверенно, потому что знаю по себе. Так я любил Тошию.
Трудно было, когда он только к нам пришел. Точнее, когда я понял, что он для меня значит и что мне ничего не светит. Ломало жестко. Но мы были в самом начале пути, и стремление добиться результатов, признания, оказалось сильнее. Поэтому боль скоро ушла, а любовь почему-то осталась.
Без мук страсти. Ведь наша страсть стала общей.
Без мук ревности. К кому ревновать, если «ну, а девушки» всегда были и будут «потом».
Без... нет, желания подавлять приходилось. Но я всегда мог, если становилось очень тяжело, освободить свои чувства к нему, возвести в абсолют, даже довести до абсурда, перекроить, перекрасить и сотворить новую песню. А потом опять успокоиться.
Может, кто-то скажет, что это ненастоящая любовь или не любовь вовсе. Что ж, как умею, так и люблю.
Самое главное, что Тошия был рядом.

Кё у нас гений, живет и мыслит – все поперек. Это данность, как условие задачи. Я уже давно не спрашиваю, какими путями ему в голову приходят идеи. Особенно те, с помощью которых он себя вытаскивает из сезонных депрессий.
Однако в этот раз хандра Кё затянулась до самого лета. Он опаздывал на интервью и фотосессии, прогуливал репетиции и постоянно куксился. Я с ним разговаривал, я с ним ругался – без толку. «Да, я понимаю, что через месяц концерты, а потом запись альбома. Да, я понимаю, что надо быть в форме. Нет, я ничего не могу с этим поделать».
Возможно, я слишком с ним мягок, но тут уже я ничего не могу поделать. Я знаю, что он не нарочно, и знаю, что, пока он сам не найдет выхода, любые методы давления бесполезны. Не угрожать же, в самом деле, что из группы выгоню. Подумать об этом смешно, не то, что вслух произнести.
И мне оставалось только надеяться, что рано или поздно он придумает способ выбраться из депрессивного болота. Хорошо бы рано.

Когда Кё на моих глазах начал приставать к Даю и ясно дал понять, что хочет, чтобы я наблюдал за «процессом», я не счел это хорошей идеей. Я вообще не счел этой идеей, а решил, что Кё свихнулся окончательно.
Не то, чтобы мы в группе все такие праведники, но надо же соображать, где и с кем. Однако вмешиваться я не стал, Дай не маленький, пусть сам за себя думает. Но и смотреть тоже не остался – перебьются.

Дай совсем не выглядел расстроенным, а Кё наконец-то ожил. И я не стал с ним скандалить по поводу «морального разложения коллектива».

Прошло около двух недель, и я почти забыл о происшествии, поэтому, когда Кё попросил Тошию задержаться, я ничего не заподозрил. И сначала растерялся.
Что происходит? Да как он смеет, вообще!
Надо было вмешаться, но меня словно приморозило. Вырванными кадрами мелькало перед глазами: вот ладонь Кё легла на колено Тошии, вот вторая рука пробирается под футболку, вот губы что-то шепчут у самого уха... Мысль полетела вперед: сейчас Тошия обернется, поцелует в ответ... Воображение услужливо подсунуло еще одну яркую картинку: заголовок газеты - "Лидер "Дир эн Грей" в припадке безумия убил вокалиста и бас-гитариста собственной группы" и мое перекошенное фото. Смешно почему-то не стало.
Когда Тошия оттолкнул Кё и ушел, я понял, что почти не дышал все это время.

Догоняя Тошию, я старался не думать о причинах такой неожиданной и сильной ревности. Что хотел сказать, тоже толком не знал. Кажется, объяснить ему все, чтобы не обижался. Но когда догнал, понял, что больше всего хочу повторить увиденное в студии. Только сам.
И не удержался, протянул руку, которую Тошия "прищемил", не задумываясь. Пытаясь обратить ситуацию в шутку, еще больше все испортил. Напоследок, бросил ему в спину какую-то обидную фразу. Ничего не скажешь, просто гений дипломатии.
Злость на себя слегка разбавляло горьковатое утешение: если не мне, то и никому другому тоже.
И этот "другой" у меня сейчас схлопочет по полной.

Кё уже успел заснуть за те несколько минут, что я отсутствовал.
- Ты что делаешь, тварь бесстыжая? - я схватил его за шиворот и ощутимо встряхнул.
Он открыл заспанные глаза и посмотрел недоуменно, даже обиженно.
- Нет, вы посмотрите на него, ангел небесный, да и только! Лежит, никого не трогает, как только нимб не мешает.
- Ну, чего ты орешь, а? Что еще случилось? - Кё удалось отцепить мою руку, и он сердито поправлял рубашку.
- Что случилось?! Ты зачем к Тошии полез? Или тебе Дая было мало?
- Ну, почему...
- Так за каким?!
- Просто интересно.
Я сел прямо на журнальный столик возле дивана. Ну да, "интересно - не интересно", "хочу - не хочу", зачем утруждать себя еще какими-то объяснениями.
- А мне вот интересно, если я тебя сейчас в окно выкину, то мои будущие проблемы перебьют уже существующие или нет?
- Тоже мне проблемы. Сделаю завтра вид, что ничего не помню, - Кё скрутил плед как подушку и снова улегся, - он решит, что я перегрелся. Делов-то.
- Не решит.
- М?
- Я... ему про Дая сказал.
- Вот здорово. Ты треплешься, как дурак, о моей жизни, между прочим, а крайний все равно я. И кстати, что это ты так распсиховался? Не помню, чтобы ты за Дая так переживал.
Я почти почувствовал себя виноватым за излишнюю болтливость, как вдруг заметил короткий взгляд, который он кинул в мою сторону. Очень внимательный и какой-то... испытующий. Не понравился мне этот взгляд.
- Слушай, Кё, - я наклонился к нему, - ты над кем эксперименты ставишь? Смотри, у меня терпение не железное, может лопнуть. Прекращай все это, а?
- Шел бы ты уже отсюда, терпеливый наш. Пока не лопнул, - Кё поворочался, устраиваясь удобнее, - я спать хочу.
- Что, опять здесь будешь ночевать, до дома уже сил нет добраться?
- Нет, подремлю немного. У меня встреча через час тут неподалеку, нет смысла ехать домой.
С Кё бесполезно разговаривать, если он не хочет. Варианта два: или заморочит голову пространными и запутанными рассуждениями, или упрется коротким "я так хочу". Оба варианта беспроигрышны.
Я положил ключи на столик и пошел к выходу.
- Не забудь запереть все. А будешь курить на диване - убью.
За спиной отчетливо щелкнули зажигалкой.

Ехал домой, а пальцы все еще помнили биение чужого пульса под моей рукой. Почему-то вспомнилось, как год назад от меня ушла Юкки. После той фансервисной фотосессии, когда мы Тошией два дня подряд изображали пылкую страсть. Расслышала, чьим именем я называл ее в постели, и ушла. Без скандала, обвинений в предательстве и извращении, тихо и молча. И болтать никому не стала. Я ей за это больше всего благодарен и очень рад, что у нее сейчас все отлично. Звонила недавно, на свадьбу приглашала...
Пожалуй, хорошо, что у меня сейчас нет девушки.

На следующий день Тошия опоздал почти на час. Я еще раздумывал, выговаривать ему или нет, потом решил не делать исключений. Он сердито буркнул что-то в оправдание и старался на меня не смотреть, но в остальном, все шло нормально. Кё сдержал слово и сделал вид, что ничего не помнит. Тошия общался с ним как обычно. Я решил, что все обошлось.

Все-таки, надо было этого мерзавца в окно выкинуть.
В среду Кё заявился в студию с фингалом, но дико довольный. Когда появился Терачи, Кё поприветствовал его с таким энтузиазмом, что чуть не получил новый фингал. Шинья, разумеется, никогда ни в чем не признается, но и так было ясно, что Кё меня не послушал, опыты свои не прекратил и полез к Шинье. А у нашего барабанщика кулаки не только сильные, но и быстрые. Не очень достойно, но я не смог отказать себе в тихом злорадстве: схлопотал-таки, экспериментатор.
Не знаю, понимал ли Дай подоплеку, но веселился он искренне. Для него любые разборки в группе – развлечение веселее петушиных боев.
А Тошия, как вошел, сразу догадался, в чем дело. Глянул на меня и скис. Я даже не стал его за опоздание упрекать. Звезды, и зачем я ему про Дая и "эксперимент" сказал! Думал бы он сейчас, что это Кё пошутил идиотски, и не придавал значения.
Атмосфера во время работы царила та еще: Дай все никак не мог успокоиться, Шинья дулся, Тошия витал в облаках. Приходилось всех одергивать и подстегивать. Один Кё был энергичен как кофеварка, но и это меня не радовало. Огромных усилий стоило уговорить его не менять плей-листы всех пяти концертов.

С Тошией определенно что-то творилось. Он снова опоздал, выглядел как с похмелья, хотя не похоже, что пил. И был одновременно взвинченным и сонным.
Шинья тоже дулся с самого утра, но, что бы он ни изображал сейчас, все знали, что его любимое развлечение - отвергать наглые приставания. Поэтому и в платья так часто рядился. От кого же он будет оберегать свою честь, если на нее никто не станет покушаться? Нет, за Шинью я не волновался.
А вот Тошия... таким я его видел лишь однажды, когда его друг из прежней группы умер. Чтобы Тошия, с его характером, так долго хандрил и при этом молчал о причинах?! Не может такого быть просто. Нет, надо с ним поговорить.
Когда Тошия, разозлившись на Дая, вышел из комнаты, я подождал немного и отправился следом.

И опять все испортил. Сначала подковырнул, потом взял назидательный тон, а когда одумался и решил исправить ситуацию, было уже поздно - Тошия разозлился всерьез. Интересно, я с ним всегда как придурок с дебильным чувством юмора разговаривал, или это в последнее время прогрессирует?
Я погладил холодное стекло витрины автомата. Значит, никто не помнит, что произошло в понедельник. Отлично. Только что же ты тогда так "не напрягаешься", Тошия?
Но какой же я идиот, все-таки. Кто меня за язык тянул? Теперь он думает, что это я его под Кё подкладывал. Точно думает, ведь злится он именно на меня. Конечно, его гордость задета, что с ним как с марионеткой обошлись.
Моя злость вдруг резко поменяла полюс.
Да какого черта!
Тоже мне, кисейная барышня. Можно подумать, к нему никто никогда не приставал. Как будто он с привычками этого бизнеса не знаком. Если бы я после каждого домогательства в депрессию впадал, то уже давно в психбольнице лежал. Слюнтяй!
Но то чужие, а то свои. Когда свои предают, это больно. А он думает, что я его предал. Наверняка думает.
Что же мне делать теперь?
Несчастный автомат вздрогнул и задребезжал от моего пинка.
Незаметно подошедший Кё осторожно поинтересовался:
- Слушай, а ты монетку в него кидать не пробовал?
От этой шутки, абсурдным ответом прозвучавшей на мой невысказанный вопрос, меня согнуло от смеха. Злость прошла. В самом деле, и в худших передрягах бывали. Прорвемся. Впереди выходные, все отдохнут, успокоятся, все будет нормально.

Поэтому я не стал сильно возражать против сокращения репетиции и еще в пятницу вечером уехал к морю. Есть возле Ниигаты маленькая деревушка, где не бывает туристов. Я туда часто от всех сбегаю. Там и провел два дня: бродил по берегу, смотрел на волны. И не думал. Ни о чем вообще.

В понедельник сезон дождей вступил, наконец, в свои права. А в студии обстановка стала просто жуткой.
- Думаю, надо поговорить, - сказал Дай во вторник, после того как за Тошией закрылась дверь. Кё молча кивнул, Шинья просто отложил палочки.
- Только не здесь. Идемте, выпьем чего-нибудь, - я убрал гитару.

- Что будем делать? - спросил Дай после того, как мы в молчании прикончили по пиву.
- Хорошо бы еще сначала понять, что происходит, - ответил я.
- Спорим, мелкий, что это все твои выкрутасы, - бросил Шинья в сторону Кё.
Кё зашипел на "мелкого", но промолчал. За него ответил Дай:
- Ну, знаешь, если Тошия из-за такой ерунды вторую неделю с ума сходит, то он полный придурок.
- Это не ерунда!
- Ерунда, Шинья, ерунда. Сколько разговоров: я за друга руку отдам, жизнь отдам, пустыню перейду! А как до дела доходит... носитесь, блин, как девки со своими целками, честное слово.
- Ты ничего не понимаешь, с друзьями нельзя спать! Это...
Шинья стал что-то горячо объяснять, а я тихо выбирался из шока. Шинья рассуждающий об отношениях и Дай переспавший с Кё... по дружбе?!! Происходящее не укладывалось в голове. А я еще считал, что хорошо их знаю.
Голос Дая вернул меня к действительности:
- Все это сопли и глупый пафос, и уж точно не стоит таких страданий.
- Это не пафос глупый, а ты бесчувственный эгоист, - Шинья потихоньку начинал сердиться.
- Да где уж мне оценить полеты ваших тонких душ… - Дай не остался в долгу.
Я их перебил:
- Ладно, хватит. Не валите все в одну кучу. Мы Тошию обсуждаем. Не такой он человек, чтобы долго заморачиваться по любому поводу. Ну, наорал бы, набил морду Кё. Или мне, если считает, что именно я во всем виноват. В крайнем случае, мог заявить, что ему надоело работать с моральными уродами и извращенцами и послать нас всех разом.
Последняя мысль была болезненной, я замолчал.
- Ты прав, не сходится что-то, - поддержал меня Шинья.
- А может быть… у него в выходные еще что-то произошло, - кажется, это была первая фраза Кё за весь разговор, - он совсем больным выглядит. Я попробовал с ним поговорить, но он так смотрел, будто его пытают.
- А ты хочешь, чтобы он теперь перед тобой душу открывал? – с сарказмом спросил я. Кё снова промолчал.
- А если... – Шинья замялся. Мы все знали, на какую тему он не может говорить внятно.
- Нет! ...Думаю, нет... Он ведь даже траву всегда отказывался курить, - я вздохнул. - ...надеюсь, нет.
- Так что делать-то будем? - Дай вернул разговор к началу.
- Показать его врачу? - озвучил Кё общую мысль.
Повисла тишина.
Что тут обсуждать. Даже если врач скажет, что все ужасно и Тошию надо лечить, класть в больницу, оперировать к чертовой матери; даже если он скажет, что Тошия при смерти - мы не может отменить концерты.
- Мы не можем.
Кто это сказал? Какая разница. Мы не можем.
- Значит так, - подвел я итог. - Оставляем все, как есть. Пусть терпит еще две недели, а там посмотрим. Отвезу его к врачу, сдам в психушку… или убью, чтоб не мучался.

Будем надеяться, что он выдержит. Будем надеяться, что мы все выдержим.

И вот мы все держались. Оставили Тошию в покое, почти не разговаривали друг с другом, методично подтягивали слабые места и дорабатывали последние детали.
Не знаю, как другим, а мне было плохо. И с каждым днем становилось хуже.
Душила обида. Такой отличный, такой интересный проект. Выпестованный, полностью подготовленный, любимый. Ведь никто такого еще не делал: пять концертов подряд и все разные, у каждого свой образ. Я вспоминал, как мы все придумывали, с каким азартом обсуждали, как готовились. И для чего? Чтобы отыграть с единственной мыслью: "только бы не сорвалось"? С ходячим Guitar Hero вместо человека?
Хотелось убить Тошию за то, что он гробит мою мечту.
Но еще больше хотелось убить себя. За то, что я начинал терять самообладание, глядя, как он с каждым днем тает, видя его бледность и круги под глазами, замечая измученный взгляд. Хотелось подойти, повести пальцами по щеке, губами снять капельку пота с виска, снова положить ладонь на шею и услышать, как бьется сердце.
Я запрещал себе додумывать эти мысли, пока не вернусь домой.

В четверг, у самой студии, ко мне пристал какой-то мальчишка: "Купите амулет! Купите амулет! Спасет от всех болезней и бед!"
Ничего особенного в нем не было - обычная толстая цепочка с бубенчиками на равном расстоянии друг от друга. Только цвет интересный - синий, но не краска, а как будто сам металл такой. Не раздумывая долго, я его купил. Вдруг эта штука помогает даже тем, кто не верит в амулеты. Отголоском мысли еще промелькнуло – это любимый цвет Тошии. Подумал, может подарить ему, Тошии наверное нужнее, но он как браслет увидел, в лице переменился, а потом вообще вышел из комнаты. Ну и черт с ним!

Вот и пятница. Через два дня мы начинаем то, что до нас в Японии еще никто не вытворял.
Радости не было. Только тоска и чувство долга. Чувство, от которого я старался сбежать всю сознательную жизнь.
Тошия задержался после всех, что-то там с гитарой делал. Мне не хотелось на него смотреть, поэтому я ушел на пожарную лестницу. Курил, смотрел на дождь. Казалось, что дождю весело.
Я вернулся, а Тошия еще был в студии. Ну и ладно, не ночевать же здесь, придется ему поторопиться. Когда этот неженка дернулся от моего прикосновения так, будто я прокаженный, у меня тормоза сорвались. Даже в глазах потемнело, как я заорал на него. И не успел опомниться, как меня прижали к стенке и сухие губы жестко прижались к моим.
Боюсь его? Да я себя боюсь, когда он рядом!
Наконец-то я снова смотрел в глаза живого человека. Измученного, одержимого, но живого. И в этих глазах видел слишком много, чтобы у меня хватило силы воли оттолкнуть его.
Плевать, если Тошия завтра пожалеет об этом. Плевать, если я сам буду жалеть.

Мне казалось, все мои чувства перепутались. Прикосновения, поцелуи, даже дыхание – причиняли боль, обжигали. Это было мучительно, почти невыносимо. Но еще невыносимей была мысль, чтобы остановиться хоть на секунду. А настоящая боль пришла как награда, утешила, обволокла нежностью. Как же я жил без него?! Как же…

Медленно стихал шум в ушах, успокаивалось сердце, к предметам вокруг возвращались четкие очертания. Тошия сидел, уткнувшись лбом мне в плечо, влажные волосы холодили кожу. Так и не одевшись, не давая пошевелится, он медленно гладил мою спину, непонятно кого успокаивая этим жестом. Потом его начало лихорадить.
Я освободился, приподнял его голову за подбородок, хотел вытереть слезы. Но он отвернулся, не желая встречаться со мной взглядом.
Звезды, что же я с ним сделал.

Озноб все не прекращался. Я завернул Тошию в плед, сел рядом. Обнял.
Не хотелось думать. Не хотелось даже шевелиться, чтобы случайно не расплескать переполнявшие чувства. Пока одуряющая смесь счастья и горькой нежности не помутнела от сожалений и лишних слов.
Скоро все изменится, но пока мне хотелось еще несколько минут, хотя бы минуту обмануть себя надеждой, что все было не случайно, не в последний раз. Только Тошии становилось все хуже.

- Не надо.
Ты знаешь, что твои волосы пахнут сливой? Так тонко. А на виске заметно бьется жилка. Мне предстоит привыкнуть к тому, что так близко я ее больше не увижу. И обнять тебя не смогу. Только, пожалуйста, будь рядом, как раньше. Я еще не знаю, как справлюсь, но постараюсь. И забывать не хочу ничего. А ты…
- Просто считай, что ничего не было... если хочешь.

Тошия медленно повернул голову, обвел взглядом, как будто с трудом узнавая… а потом посмотрел мне в глаза.

- Не хочу.

Если ты знаешь, что человек будет твоим, то любить его можно бесконечно долго. Это трудно. Но попробовать стоит.

back