Звонок завершен…
Мана сидел в кресле, сжимая в руках телефонную трубку. Прерывистые короткие гудки вырывались из ее пластмассового нутра: ту-ту-ту… вбиваясь в мозг тупыми гвоздями, не давая сосредоточиться.
Кто-то вошел в комнату. Кто-то опустился на пол рядом с креслом… Кто-то что-то говорил… Но Мана не слышал. Ничего не слышал, кроме этого назойливого, доводящего до сумасшествия, ту-ту-ту… Кто сказал, что самое страшное – слышать длинные гудки вызова? Кто сказал, что ожидание хуже самой смерти? Нет. Ожидание дает надежду. Длинный протяжный гудок… один, два, три …двадцать…Ты теряешь терпение. Рука тянется нажать сброс. И именно тогда тихий, чуть хриплый голос на том конце провода скажет заветное: ”алло…” И ты закроешь глаза, запнувшись на мгновение, выдохнешь: ”Ты не позвонил, я беспокоился…” А в ответ серебреным колокольчиком смех. И можно говорить до утра, говорить обо всем. Говорить, представляя тебя, сидящего на кровати, окутанного лунным сиянием. Представлять твои волосы цвета спелой вишни. Твои губы, глаза, руки… И говорить… о погоде, работе и пустяках… смеяться твоим шуткам, шутить самому…Т-с-с-с! ( Это – наша тайна!) Говорить… боясь прерваться, боясь услышать это ненавистное короткое ту-ту… разговор завершен… Говорить продлевая моменты несуществующей близости, о которой ты даже не подозреваешь…
Звонок телефона разбудил Ману. Бодрая трель заставила вскочить с постели. Мана, путаясь в простынях, помчался в гостиную. Телефон не замолкал… Мана плюхнулся в кресло, глубоко вдохнул, и:
– Мана, слушаю…
– Это дом Сатоу Манабу?
– Да… Это я…
– Вас беспокоит комиссар Акиро. Кем Вам приходится Укйо Камимура?
– Кто? … Ками? Он… Мы вместе работаем… он ударник в моей группе. А что собственно…– комиссар не дал ему договорить:
– Манабу-сан, когда Вы виделись в последний раз?
– Пару дней назад. В студии. У нас начинается концертный тур со следующей недели. И я дал ребятам несколько дней выходных. Ками сказал, что хочет поехать домой, к родителям… Акиро-сан, что происходит? Ками что-то натворил?
– Нет. Манабу-сан, Укйо Камимура нашли сегодня в его квартире… мертвым.
Сожалею…
Что-то больно кольнуло в груди. Холод сковал тело, застряв колючим комком где-то в пищеводе. Однообразно четкие, выворачивающие на изнанку короткие гудки телефона бились в унисон с его сердцем. И только тихое, одними губами … Почему?
А в глубине тела ровное тук-тук-тук… и ту-ту-ту… зажатая в руке пластмассовая трубка.
– Все, ребята, пока… – взмах руки, мягкий поворот, – лидер-сан, – чинный полупоклон.
– Позвони, как доедешь…
Машина рвет с места. Мана остается сам на залитой солнцем улице.
Он так и не позвонил. Ни в тот вечер, ни на следующий день. Мана нервничал, порывался позвонить домой к родителям Ками, устроить разнос. Юки пожимал плечами. Кодзи смеялся. Дай мальчику погулять. Как ты будешь выглядеть, если он не дома? Да…да… глупо, смешно… Нелепо… Всегда невозмутимый Мана опускается до уровня наседки…
Мана сдался на уговоры. Не позвонил. Но вчера вечером, оставшись один, вдруг не выдержал и набрал номер. Он слушал протяжные гудки вызова… Ту-у-у-у-у… ту-у-у-у-у… и еще сколько? Ожидание хуже… Но такое было не первый раз. Ками часто не отвечал на звонки. Ками часто уезжал… особенно в последнее время. Особенно, когда ушел Гакт.
Тогда Мана впервые видел его слезы. Тогда они не говорили дня три. Ками выключил автоответчик подаренный Маной. На концерт Ками привез Кодзи. Ману лихорадило весь день. Поговорить так и не получилось. Чертовы журналюги. … А ночью Ками позвонил сам. Они говорили до рассвета… О чем? О погоде, работе и пустяках. И опять воображение рисует стройный силуэт в лунном свете. Водопад темно-красных волос, в которые так хочется зарыться лицом, уткнувшись носом в макушку… И так тяжело удерживать этот легкий тон в разговоре. Потому что единственно нужные слова готовы сорваться с губ. Но …
– Мана…
– Да…
– Я засыпаю…
– Я тоже…
– До завтра?...
– Ками…– Мана закрывает глаза, трубка дрожит в тонких пальцах. Сейчас.
– Да…– у Ками уставший голос… нет…
– До завтра…
Прерывистый короткие гудки… разговор завершен.
Мана отложил телефон. Блаженно потянулся, разминая затекшие ноги. Легкая полуулыбка коснулась бледных губ. Все будет хорошо. Все наладиться. Все будет как прежде. И может завтра, когда он позвонит, то скажет Ками… что… Но завтра наступило и прошло. Как еще много дней.
Репетиции, концерты, записи и интервью. Прошла весна. Удушливый летний зной накрыл город. Мысли плавились в тяжелой голове, лень накатывала тошнотой… Пот стекал по спине липкими струями. Даже ночь не приносила желанной прохлады. Единственным спасением были разговоры. Правда, теперь Ками звонил сам. Мана смирился, приняв молчаливый ультиматум. Гордый Мана готов был на все. Даже ждать. Хотя ожидание доводило до исступления, заставляло кружить загнанным в клетку зверем по темной гостиной, выть вцепившись руками в мягкий ворс ковра, пить, не чувствуя вкуса, не пьянея… На все… только чтобы услышать этот голос. Тихий смех. И мягкое с хрипотцой … привет… И отвечать, иногда невпопад, списывая рассеянность на жару. И просить еще, скажи еще хоть что-нибудь… А когда небо начинает сереть слышать:
– Мана… я засыпаю…
– Я тоже…
– До завтра…
И короткие гудки, разговор завершен.
Кодзи вышел из спальни, прикрыв дверь. Юки вопросительно посмотрел на друга.
– Спит. Успокоительное подействовало.
Юки устало опустил голову в сомкнутые ладони.
– Гакту звонил?
– Он сказал не звонить… никому…– Кодзи опустился в свободное кресло.
Юки только покачал головой.
21 июня 2000 г.
Префектура Ибараги. Маленький тихий городок. Он похож на картинку из старой книги сказок. Кружева беседок, сады и цветочные клумбы. Кладбище прячется за холмом. Густая тень деревьев дарит прохладу и тишину. Серая плита надгробия, белое и синее – ирисы. Сочная зелень травы – так неуместно… Изящная фигура в черном платье. Шляпа с вуалью скрывает лицо. Руки в гипюровых перчатках сплетены в тесный замок.
Легкий ветерок пробежал по кронам деревьев, тронул шелковистые лепестки цветов, запутался в юбках, опустился у ног. Мана вздрогнул, зябко повел плечами. Безвольно опустились руки. Из разжатых пальцев в траву упал пластиковый прямоугольник.
Гакт добрался до кладбища, когда солнце уже клонилось к горизонту, завершая свой дневной путь. Кованая ограда, замшелые камни надгробий, ускользающий свет… Тишина. На серой плите синее и белое – ирисы.
Ветерок ласково теребит шелк лепестков. Гакт опускается на сочную зелень травы. Из рук выпадает букет роз цвета спелой вишни, цвета его волос. Солнце зашло. Сумерки опустились на землю. Гакт достал сигареты. Щелкнула зажигалка. Что-то блеснуло в траве, привлекая внимание певца. Гакт протянул руку и поднял черный мобильный с изящным кулоном-подвеской на шелковом шнурке. Горькая усмешка. Волосы падают на высокий лоб. Он не задумываясь нажимает клавишу быстрый набор. Длинные гудки…
Один, два, три… двадцать… Металлический голос … ваш абонент временно недоступен… и ту-ту-ту… прерывисто, коротко… звонок завершен.