Треск рвущейся в клочья одежды. Испуганный всхлип, сорвавшийся с губ. Глухой звук падения тяжелого тела. Оранжевые круги перед глазами. Но это неважно. Отчаянный рывок вперед, в безнадежной попытке вновь подняться. Горящая кожа под обжигающими касаниями ледяных обугленных пальцев. Тошнотворный запах гари и привкус собственного страха на потрескавшихся губах.
До дрожи хочется зажмуриться, но глаза округляются все больше, пронзая холодящим ужасом мутную тень собственной смерти. Еще один рывок в неугасающей надежде спастись. Перехваченное дыхание из-за скованного боязнью тела и мечущегося в клетке загнанным зверем сердца.
- Отпусти, - нервный рык. Разве Он слышит? Нет, у него нет слуха, обоняния, осязания…вообще никаких чувств. Лишь волчий оскал и шипящая слюна, прожигающая стеклянную кожу. Пустой взгляд в никуда, бездна – приговор. В его взгляде тонут многие, не выбирается никто. В черничной пучине бьются поглощенные души, моля о помощи. Но их не спасти, их больше нет на этом свете, о них забыли, оплакав над тяжелыми могильными плитами.
Его скользкий язык чертит влажную дорожку на открывшемся шелке кожи живота. Душераздирающий крик, от которого лопнули барабанные перепонки, потому что ядовитая слюна прожгла нежную плоть, обуглив белеющие ребра.
Все еще не угасает желание выбраться. Конвульсивные движения в попытке оттолкнуть, но влажные ладони нащупывают лишь сгусток энергии, оставляющий на руках ожоги электрических разрядов. Невозможно бороться с тем, кого не существует в реальности. Ведь это всего лишь плод больного воображения, собственная нафантазированная тень самоуничтожения, просто ночной кошмар. Сон, от которого боишься закрывать глаза, зная, что каждую ночь он приходит к тебе. Не постучавшись, не прося разрешения, врывается ураганным вихрем, загоняя в узкое пространство собственной ограниченности, где только четыре обугленные стены и полыхающее пламя по углам – его энергия. Он – личный Люцифер, такой, каким нарисовало его твое размытое воображение.
- Нееееет!!! – еще один крик, и что-то внутри обрывается, срывается вниз, захватывая с собой еще то, что некогда было живым и важным. Больше нет голоса, он рассеялся, как ненужный атавизм тела в удушливом замкнутом пространстве, разбившись приторно-серым дымом об угольные стены.
А ледяные пальцы продолжают обжигать тело, грубо хватая, изучая, будто в первый раз, будто это повторяется не каждую ночь. В нос ударяет противный запах собственной горящей плоти. Губы некрасиво изгибаются в очередном мучительном крике, только голоса больше нет, даже хрипение не вырывается из горла. Лишь что-то острое прокатывается внутри организма, раздирая внутренности острыми лезвиями. Изо рта брызнул, мелькнувший алым пламенем, фонтан крови, обагрив блеснувший потом подбородок и залив расширившиеся глаза.
В какую-то долю секунды приходит неожиданное понимание, что что-то изменилось. Что-то не так…не так, как обычно. Тело пронзает болезненная судорога надежды. Удается вырваться, вскочить на ноги. Голова кружится, и комната плывет, растворяясь оранжево-красными бликами полыхающего пожара. Спину обжигает гневно-отчаянный рык чудовища, упустившего лакомую добычу. Куда дальше? Перед глазами только четыре одинаково-черные стены без намека на щель, через которую можно просочиться. Ловушка. Прожженная клетка безысходности. Но страх подхлестывает кинуться вперед, удариться всей массой тела о ближайшую стену с панически-отчаянной единственной мыслью: «спастись!». И сознание поддается вместе с преградой, ставшей неожиданно тягуче пластичной. Будто засасывая, она обволакивает все тело. Ледяная корявая лапа в последний раз цепляется за жертву, оставляя глубокую борозду в обнаженном плече.
С громким криком Тошия подрывается на кровати, запутавшись в черном шелке простыней, и падает на пол, истерично дергая руками и ногами. Сон еще не прошел и кажется, что это не жар нагретого постельного обволакивает стеклянно-тонкую кожу, а холодные пальцы личного чудовища. Только спустя мгновения, растянувшиеся на несколько судорожных выдохов, коротких рыков и конвульсивных движений, басист успокаивается, откидываясь на холодный пол и тяжело дыша.
Нестерпимо смотреть на синеватый потолок, окутанный ночной дымкой. Широкую грудную клетку стягивает колючая проволока бессилия и панического страха. Пересохшее горло дерет от хриплых вздохов и тихих стонов. Длинные пальцы нервно подрагивают, выдавая постыдную трусость. Ночь невыносимо давит со всех сторон, падая на изможденное тело пудовым весом и размазывая мокрым пятном по леденящему полу. Отчаянно не хватает воздуха.
Рывок из последних сил в сторону окна. Влажная ладонь соскальзывает с пластиковой ручки, в попытке распахнуть чертово окно. Наконец, оно поддается, сильно ударив обнаженное плечо. Сухой холодный воздух врывается в комнату, всколыхнув мокрые короткие пряди волос и ударив пощечиной по бледной щеке. Пальцы судорожно вцепляются в белоснежный подоконник, стараясь удержать вес содрогающегося тела. И вроде все хорошо. Легкие благодарно принимают свежий, разряженный дождем воздух. Очередной кошмар позади. Ночь почти на исходе. Можно забыть об этом сгустке собственного страха на ближайшие двадцать часов. Скрыть ужас за привычными линзами, запить истерику горячим кофе и утопить в призрачной дымке табака.
Тошимаса выдохнул, глядя на еще спящий Токио. Дрожь в теле стала проходить, оставаясь соленой влагой на нежной коже, которую он через пятнадцать минут будет поспешно смывать под потоками горячей воды и сладко пахнущей пены, а потом зальет тонким ароматом парфюма.
Задумавшись, он пропустил тихий шорох за спиной. Не успел испугаться, когда ледяные пальцы обхватили плечи, впиваясь кривыми ногтями в мягкую кожу. Неведомая сила дернула назад. Руки подкосились, и в глазах засверкало от боли, когда с неприятным хрустом подбородок встретился с подоконником. В голове страшно загудело безудержным набатом.
Оно не ушло вместе с остатками сна. Страх был настолько силен, что чудовище обрело реальные очертания в настоящей жизни. Тело басиста вновь грузно упало на пол, проскользив по начищенному паркету и сдирая тонкую кожу с плеча и бедра. Перед глазами все еще стоял вялый туман бессознательности, подпитываемый адским огнем ужаса. Хриплое дыхание сорвалось с губ, когда бестелесное Нечто навалилось сверху, пылающим взглядом глотая загнанную жертву.
Невозможно! Не может быть такого в реальности. Панические мысли гудящим роем врывались в голову, как тонкие иглы, пронзая сознание.
Дикий вопль сорвался с покусанных губ, когда призрачная лапа с силой ворвалась в незащищенную грудь, когтистыми пальцами сжимая кровавое сердце. Тело изогнулось под немыслимым углом до противного хруста в позвоночнике. От крика зазвенели прозрачные стекла, покрывшись невидимыми трещинами. А перед глазами мелькала только открытая пасть со зловонным дыханием, от которого разъедало живую плоть.
Ночной кошмар превратился в реальность и невозможно отрицать очевидного, когда на острой грани сумасшествия человек в агонии дергается на полу, пытаясь уйти от смертельного контакта, срывая голос и выламывая свое тело.
Звон от собственного голоса сменился скрежещущим звуком дверного звонка, пробившегося сквозь панический ужас. От него треснула реальность, рассыпавшись острыми осколками веры в спасение. Чудовище замерло, подняв тупую морду в сторону двери.
Хара ничего не видел перед глазами, едва слышал повторяющийся звонок из-за шума в голове и тяжелого хриплого дыхания. Но он кожей чувствовал страх. Не свой. Его – чудовища. Оно испугалось того, кто стоял за этой дверью. Обычного человека. Оно заскулило, извиваясь.
Звонок повторялся, переходя в истеричную мелодию, от которой нервно вздрагивал хозяин квартиры, стараясь проморгаться, согнать тяжелые капли пота и слез с глаз.
- Тошимаса, открой! Что у тебя за шум? – низкий голос, почти гроул. Ке!
Тошия дернулся в сторону двери, запутавшись в собственных ногах, которые не слушались, подгибаясь.
- Ке, - простонал он севшим голосом, потянув руку к двери. До нее было слишком далеко, а голос был очень слабый. Хара не видел чудовище, только чувствовал его жар, заполняющий спальню.
Собравшись с последними силами, пошатываясь и опираясь на стены, он дошел до двери, нервно дернув замок. Она распахнулась, ударив мужчину по голове, от чего в глазах потемнело окончательно.
- Тошия, - тело благодарно ощутило нежные прикосновения сильных рук, обхватывающих тонкую талию.
Как-то неожиданно стало светлее в голове. Слуха касался такой родной и знакомый голос, будто отгоняя навязчивое видение, делая его лишь призрачной былью, неприятным воспоминанием, оседающим в душе пеплом.
- Что с тобой? – нескрываемая забота в голосе и…страх?
- Кошмар, - басист нервно мотнул головой. Нельзя рассказывать о своих снах, каким-то образом ставших реальностью. Никто не поймет, даже такой человек, как Тоору, сочтет это сумасшествием. И будет прав, потому что кошмары не оживают! Только почему тогда так болит подбородок и счесана кожа с одного бока.
И тут, краем глаза, Тошимаса снова видит Его. На пороге спальни. Нет, это не галлюцинация и не мираж. Это реальность! Горящие глаза смерти, капающая слюна, разъедающая деревянное покрытие пола. Не бывает такого явного сумасшествия. А в следующую секунду мир переворачивается в подсознании окончательно, когда басист понимает, что его личное чудовище смотрит не на него! Оно видит Ке! И что самое ужасное, Ниимура тоже заметил Это!
Содрогнувшись, Хара вывернулся из объятий и отскочил от обоих, больно врезавшись спиной в стену. Он не мог поверить в увиденное. Дыхание перехватило вместе с пониманием того, что в этих бездонных глазах светится преданность. Чудовище чуть ли не с благоговением взирает на вокалиста, а тот отвечает ему презрением. Нереальность реальности надламливает веру в собственное здравомыслие. Кровь холодеет от осознания действительности.
Это продолжается секунды, но растягивается в тонкую нить бесконечности, нанизывая на нее бисеринки ступора, непонимания, страха и еще массы ощущений, которые холодными пальцами сдавливают горло.
- Исчезни, - срывается с губ Тоору, брошенное в адрес плотоядной тени. И Оно растворяется. Исчезает легкой дымкой с первыми лучами рассвета, пронзившими темное небо.
И вместе с ним исчезают последние силы басиста, проваливаются в зыбкую бездну бессознательного. Ке не успевает подхватить гибкое тело, позволив ему распластаться на холодном полу.

- Сколько ты любишь меня? – хриплым голосом поинтересовался Тошия, прикладывая лед к ноющей голове.
Ке молчит, пустым взглядом смотря в стену. Басист не торопит его, он сам не уверен, что хочет знать ответ. Сознание промелькнуло в его голове полчаса назад, рассыпавшись светлыми лучиками и заставляя приди в себя. И все это время Тоору сбивчиво что-то объяснял, склоняясь над лежавшим на диване мужчиной и с опаской вглядываясь в темные глаза.
Оказывается, все было не сном…к сожалению…
- Двенадцать лет, - ответ стрелой воткнулся в голову, протаранив тонкий череп, и так и застрял. Это же почти все то время, что они были знакомы! И ни одного косого взгляда, ни одного лишнего слова. Все как обычно, как и с другими. Так тщательно чувства мог скрывать только такой человек, как Ке. И он бы молчал еще столько же, если бы не «обстоятельства». От осознания действительности как-то странно покачнулось сознание и поплыли четкие грани интерьера перед глазами.
Тот ужас, который обрел во снах басиста устрашающий облик – не его личный кошмар. Это чудовище Ке. Это не страх – его жизнь, его боль. Гении видят мир по своему, остро воспринимая реальность и эмоционально откликаясь на каждую, едва заметную вибрацию несправедливости. Это не только душераздирающие тексты и божественный голос. Это хрупкие, как стеклянная грань, мысли; обнаженные, как лезвие бритвы, чувства; удушающие, как руки убийцы, эмоции. Это целая жизнь вне понимания обычного человека. У гениев своя собственная оголенная реальность, прозрачный мир, сотканный из тонких нитей понимания иного. И именно в их голове рождаются странные образы, понятные только им. И для него - это не чудовище, а лишь отражение боли чуждого для него мира, нашего мира. Всего лишь верный спутник по жизни, вполне реальный и нереальные одновременно. Парадокс. Он наделен чувствами и эмоциями, такими же, как и его создатель, его Бог. И он, как любой преданный слуга своего хозяина ревностно оберегает душевный покой и хрупкое психическое равновесие. С каждым прожитым днем, пролетевшим годом, творение становится сильнее, более реальное. И теперь оно ревнует, чувствуя конкуренцию в басисте, которого его Бог считает совершенством, которому пишет забытые стихи и посвящает надрывные песни. И чудовище хочет мстить, лишить своего хозяина той боли, которую таит истерзанное сердце.
Тошия дрожит всем телом, обнимая широкими ладонями себя за плечи и тоже глядя в никуда. Осознание пришло так неожиданно и внезапно, что он оказался не готов.
- Тошимаса, - этот голос…
- Уходи, - это все, что он способен сейчас вымолвить.
- Извини, что…
- Уходи! – истерика не улеглась до сих пор. Он все еще тот самый впечатлительный мальчишка, которого Тоору увидел много лет назад.
Бесполезно спорить, переубеждать. Да, и нечего тут добавить. Вокалист тяжело подымается под скрип кожаной обивки дивана и уходит, оставляя своего страшного слугу охранять самое дорогое в его жизни – вдохновение.
Хара с тоской смотрит вслед удаляющемуся мужчине. И, лишь, когда входная дверь закрывается, тихо произносит:
- А завтра я расскажу тебе, чьи черные крылья за твоей спиной…

back