«Ну что там в этих Иксах? Волосы дыбом , певец – истеричка, да этот… этот… Йошики!» Он бесил тебя больше всего, мужчина, больше похожий на бабу, такой же гибкий, плавный, но неимоверно, по-мужски, сильный. Сильный. Сила эта пугала и завораживала. Ты не умел ей сопротивляться, а потому злился ещё больше. «Когда-нибудь и мы… Я буду выходить на сцену, и зал от одного моего движения будет кончать от восторга!»
Всего пару часов назад вы стояли на сцене, заменяя так некстати не приехавших «Caribian». Масаки нервничал, Юхей и Ясу совершенно не психовали, а у Масахару ты отобрал фляжку с виски.
- Угомонись, – успокаивал ты Эгаву. – Ну, подумаешь, без распевки и настройки играем. Кто тут это заметит? Все уже угорели в хлам!
Ты оказался прав. Кто бы ни подходил к тебе после выступления, чтоб пожать руку, мол, клёво пел, чувак, даже не обратили внимания на то, что ты нещадно не пропевал нужные ноты аж целых две песни. И что басист с барабанщиком разошлись на полтакта, а это ни в какие рамки не лезло. И что Эгава постоянно пытался начать играть вступление к «Orpheus», чем сбивал всех окончательно…Ты собирался высказать много ласкового и музыкантам, и организаторам, но… Перед разговором ты выпил ту самую флягу с виски, и тебе стало совершенно всё равно, кто и где налажал. Главное, что твоя гитара звучала идеально.
Сейчас тебе было уже начхать на все проколы разом, ты считал виноватыми во всём не приехавших «Caribian», а не смену состава. Очередную. С трудоголиком Эгавой было сложно ужиться, это удавалось только тебе, и то с трудом; всё-таки отрываться от работы было необходимо, иначе бы ты заплесневел в четырёх стенах среди километров проводов. Кстати, куда подевался этот сукин сын, который обещал притащить ещё выпить?
Злой, ты не заметил высоченного парня на адски высоких платформах.
- Смотри, куда прёшь! – рявкаешь. – Павлин…
Павлин удивлённо смотрит на тебя. Вниз. Становится неуютно от присутствия рядом настолько высокого человека. А руки у него… крепкие.
И изумительно приятный запах. Сколько стоит его парфюм?
- Щенок, – бросил он и оттёр тебя плечом с дороги. Как ледокол льдину, только что бывшую частью громадного белого панциря.
- Че-его?!
Попытка схватить этого козла за рукав не удалась, на тебя налетел кто-то такой же пьяный, как и ты. Тогда ты просто швырнул ему вслед чей-то стакан, так разозлило тебя это беззлобное «щенок». Не попал. Ты не был уверен, что впишешься в дверь, не то что…
- Урод, – и нехуй про него думать. Тут есть чем без него заняться.
Чёрт, но какое же говно тут звук! Мало того, что вам не дали отстроиться, выкинув на сцену вне очереди, так ещё и за пультом сидел полный лох. Да, ему тоже надо набить морду.
Но морды пока вне досягаемости. Зато рядом нарисовывается Эгава.
- Где тебя черти носили? – принесённая выпивка оказывается такой же мерзкой на вкус, как и на вид. Да ещё и в захватанном руками стакане.
- Там… – машет рукой Эгава.
- Ну, тогда пошли туда…
«Туда» – это значит шататься в толпе, пить, орать, не особо вслушиваясь в то, что происходит на сцене. Тут главное – процесс крика, когда уже горло не выдерживает. Обычно Эгава запрещает тебе орать, мол, голос надо беречь. А сейчас он пьян. И ты пьян. И все вокруг – тоже. Весь этот чёртов мир лежит сейчас в луже, борясь со сном и тошнотой. Поэтому к чёрту запреты!
У стойки бара пара свободных мест. Ты садишься на ближайший стул, Эгава залезает на другой, практически только силой воли удерживаясь ровно.
- Виски. Сигареты. И стакан протри.
Бармен невозмутимо выполняет заказ, даже не реагируя на твоё хамство. Это профессиональное равнодушие бесит тебя до невозможности. Тебя вообще бесит равнодушие в твой адрес.
- Ты… это… – заикается слегка клавишник, – …много не пей… я матери твоей обещал… за тобой приглядеть.
Да уж, нашёлся приглядчик. За ним самим теперь глаз да глаз нужен, уйдёт ещё куда, уснёт, ищи его потом по всему клубу, это бессознательное тело. О том, что скоро ты сам рухнешь куда-нибудь на горизонтальную поверхность, ты не думаешь. Сидишь, смотришь на пьяную толпу, на выступающих на сцене парней и куришь.
- Пепельницу дай.
Керамическая, когда-то белая, она быстро заполняется окурками, их кидают туда все, кто сидит рядом. Эгава морщится – он ненавидит, когда ты куришь – и продолжает пить.
Бутылка виски на двоих – это много? Ты не знаешь. Бармен подливает и подливает, Эгава окончательно падает в нокаут на стойку. Нашедший вас Масахару требует у тебя отобранную флягу.
- Она пустая! – возмущается он, попытавшись сделать глоток.
- Нутк… Я ж её выпил.
- Слушай ты!.. – он лезет на тебя с кулаками.
- Бармен!
Масахару, довольно сильно шатаясь, исчезает в толпе: целая бутылка куда больше его фляжки… Бармена же больше заботит оплата проданного, чем состояние тех, кого он обслуживает.
- Эгава! Эй! Поднимай свою задницу!
- Какого… а?
- Идём!
- Куда?
- Туда!
- Опять туда? Мы там только что были!
Ты уже злишься. Да какая разница, куда? Главное – не сидеть тут. А почему главное именно это, вопрос десятый.
Следующие часа два ты не запоминаешь. Последнее осмысленное – ты на сцене с гитарой, рядом какие-то незнакомые люди, и вы виртуозно, так тебе кажется сквозь алкогольный угар, запиливаете что-то из Флойдов. А потом играете чёрти что, пьяное, визжащее… но публике нравится, люди в зале либо орут от восторга, либо пьют и… тоже орут.
- А-ааа-а-а-ааа-а!!! – как финальный аккорд спонтанного джема на сцене.
Ты счастлив, ты круче варёных яиц, готов свернуть горы, остановить бег времени, перекроить историю… И не важно, нужно это кому-то или нет. Главное – ты это можешь.
Эгаву ты находишь в самом дальнем от сцены углу, на диванчике. С Масаки и девочками.
- Де-евочки… откуда вы, такие красивые?
Они хихикают и краснеют. Ну и что, что тут темно, накурено и от бликов стробоскопов рябит в глазах, как на третьесортной дискотеке. Ты хочешь, чтоб они краснели, значит, так и есть.
- Иди сюда, не стой столбом! – Масаки хватает за руку, тянет к себе, роняя на диван рядом. – Девок разберут, пока ты тут щёлкаешь… клювом. Тут не щёлкать надо…
Болтовня Масаки отходит на второй план, когда одна из девочек падает к тебе на колени, словно её толкнули. Её подруги смотрят со злостью, а она показывает им язык и лезет целоваться. Дешёвая земляничного вкуса помада уже почти стёрлась, запах пива и виски забивает всё. Возбуждая, она ёрзает у тебя на коленях, а ты, теряя над собой контроль, уже покусываешь её губы. Попытку вырваться – не нравится грубость? – пресекаешь, притягивая к себе за шею. Твоя добыча уже почти лежит на тебе, когда ты переключаешься на прекрасно видную из выреза кофточки грудь. Отрываются ли пуговицы, или выскальзывают их петель – тебе всё равно, главное – добраться до самого лакомого. И приласкать. Некоторые твои женщины просили порой тебя быть аккуратнее, загрубевшие от игры на гитаре подушечки пальцев малочувствительны, слишком грубые получаются ласки. Сейчас у тебя всё это из головы вылетело, всё равно, что она там чувствует. Её никто не просил приходить, она напросилась сама, пусть теперь терпит.
Девушка вовсе не против. Кофточка сползла на талию, юбка уверенно стремится туда же, а ты уже пытаешься вспомнить, есть ли с собой презервативы, или надо опять клянчить у Эгавы… только его надо сначала найти, он был где-то рядом, на этом диване.
Эгава находится быстро, ещё быстрее ты вскипаешь мимолётной злостью: лишние презервативы у него уже стрельнули… Чё-0рт!! Как же хочется…
- Эй, слушай, – ты пытаешься обратиться к девчонке. – Да слушай же! У тебя резинки есть?
Она, кажется, не понимает тебя.
- Что?
- Резинки. Презервативы.
- Нет. А у тебя?
- Откуда?
- Давай так, – решает она.
Ну, так, значит, так. Она знает, что делает.
Неладное ты чуешь в самый последний момент. Смелая поначалу девушка вдруг начинает действовать немного неуверенно, а потом и вовсе смотрит на тебя как-то беспомощно.
- Уммммфф… – ты снова тянешь её к себе, недовольный паузой. – Давай же…
Руки уже вовсю хозяйничают у неё под юбкой. Чёртовы трусики! Зачем женщины носят эти бесполезные кусочки ткани? Особенно под юбкой. Они же ме-ша-ют!!!
- Пусти…
Эт-то ещё что за номер?
- Пусти же!
Острые кулачки больно упираются тебе в грудь.
- Да что с тобой?! – рычишь, недоумевая. Только что же было всё хорошо!
Ты пьян, зол и возбуждён, девчонка – напугана. Испуг придаёт ей резвости, а в пьяных руках нет сил, чтобы её удержать. К тому же страшная мысль посещает тебя: она девственница! Блядь! Вот почему именно ты на них нарываешься? Ни Эгава, ни кто ещё другой в группе, только ты!!
- Пусти… – она уже готова заплакать.
- Да вали! Вали нахрен!
Сучка…
Она убегает, на ходу поправляя одежду, а ты забиваешься в угол дивана, подтягиваешь под себя ноги. Возбуждение спало, злость – осталась. Ты уже сам готов разреветься от обиды на весь мир, на друга, который трахает рядом подружку твоей несостоявшейся партнёрши. Даже на бармена – и то обижен: он наливал вам слишком много виски.
А ещё тебя тошнит… Запахи сигаретного дыма, алкоголя, пота и женских духов сплетаются в кошмарную вонь, от которой хочется выплюнуть наружу всё, что есть в желудке, и как можно скорее.
- Эгава!
Оторвать того от женщины не сможет даже стихийное бедствие.
- Эгава! Мне нужна твоя помощь!
- Отъебись!
И это лучший друг?!
- Эгава, если ты мне не поможешь, я заблюю тут всё вокруг.
- Уйди, кому сказал!
Всё это напоминает дешёвую комедию: ты в клубе, сидя на раздолбанном диване в самом дальнем углу, упрашиваешь своего трахающегося друга бросить всё и пойти блевать в сортир. При условии, что друг чувствует себя гораздо лучше твоего.
- Эга… бля!
Тебя кто-то толкает. Ты вскрикиваешь, взмахиваешь руками, и почти падаешь на любвеобильную парочку.
- Ну что за херня творится весь день? – разозлившаяся девчонка ужом выскальзывает из рук Эгавы. – Совсем охуели! Мальчик, тебя не учили не вмешиваться, когда взрослые трахаются? – она влезает в штанину джинсов, накидывает рубашку-ковбойку прямо на голое тело. – Ну что молчишь?
- Щас сблюю… – ты даже не обижаешься на «мальчика».
- Фу, бля! – она зло окидывает вас взглядом. – Лифчик себе оставьте, на память.
Она удаляется, покачивая бёдрами. Будь в клубе вполовину тише, ты б услышал, как цокают каблучки-шпильки.
- Ну ты и су-ука… Я ж почти кончил! Ну что тебе приспичило?!
- Мне плохо.
Ты разваливаешься на диване, укладываешь голову на колени Эгавы. Тот морщится.
- И что мне теперь с этим делать? Кто мне поможет?
«Это» ты чувствуешь щекой даже через ткань джинс. Вопрос явно риторический, но ты отвечаешь, чувствуя, как снова накатывается тошнота.
- Я могу.
- Может он, как же.
- А что?
- Ничего! Я не… Тьфу! Пошёл на хуй!
Ты хихикаешь.
- Эгава, а, Эгава…
- Что?
- Мне плохо.
- И?
- Отведи меня в туалет…
- Сам дойдёшь.
- Не дойду. Меня похитят, я заблюю похитителя, и он меня прибьёт.
- Нихуя он тебя не прибьёт. Он тебя трахнет, такого кавайного…
- Пошёл ты на хрен, Эгава. Эгава?
- Ну что тебе?!
- В туалет.
- Иди, вон дверь! Я тебе там зачем? Ты ж блевать собрался.
- Ты мне волосы подержишь…
- А больше тебе ничего не подержать?
- Нет.
- Козёл.
- Ну, Эга-аваааа…
И он сдаётся. Помогает тебе встать, ведёт в сторону нужной двери, и, блядь, держит тебе волосы, пока ты общаешься с унитазом на повышенных тонах.
- Морду вымой, – морщится Эгава. – Я тебя там подожду.
- А тут слабо?
- Воняет.
- Сволочь.
- Алкаш, – кривится Эгава.
- А сам-то? – ты искренне возмущён таким заявлением: выжрал раза в три больше, а алкашом обзывает тебя.
- Я не блюю потом по сортирам, – он хлопает дверью.
- Козёл, – резюмируешь. – Мой лучший друг – козёл.
Вода в кране ледяная, от неё ломит зубы, пока ты полощешь рот. Кислый привкус опять вызывает тошноту, но ты усилием воли её останавливаешь. И снова с остервенением плюёшься водой и трёшь лицо руками. Мыла тут, кажется, с самого открытия клуба не водилось.
- Бррр… – встряхиваешься по-собачьи и смотришь в зеркало. Растрёпанный, мокрый, под глазами мешки… – Красавчик, блять…
За спиной у тебя какой-то мужик. Ты видишь его отражение в зеркале. Высоченный, в облегающих чёрных штанах, и каком-то длинном пиджаке с эполетами. «Принц, – вспоминаешь ты, – Принц Такамий».
- Опять ты? – хрипишь, когда тот подходит вымыть руки. – Какого хрена ты меня преследуешь? Куда не зайду – твою рожу вижу! Ты меня достал!!!
Ты орёшь от души, громко, считая, что чем мощнее ты выдашь звук, тем больше шансов быть услышанным. Но Такамизава даже не обращает на тебя внимания. Он намыливает руки – и где только мыло взял?! – и тщательно их моет. Ты видишь, как подрагивают напряжённые руки, но тебе даже в голову не приходит, что это от злости. Ты бил морды таким… в эполетах… ещё когда в универе учился. Ладно, хорошо, не морды, а лишь пару раз подрался с одним козлом из параллельной группы. А что? Незачем ему было говорить, что ты знаешь лишь три аккорда…
Кстати, о трёх аккордах…
- Эй! Я с тобой разговариваю!
- Ты не разговариваешь, а орёшь. Я не глухой. Не рви себе глотку, а мне не травмируй уши своим фальцетом.
- Это не фальцет! – взвизгиваешь ты.
- Сейчас я слышу именно его.
- Ты намекаешь, что я…
- Я ничего не намекаю. Не делай поспешных выводов. Особенно, когда пьян.
- Не намекаешь?! Значит, прямо говоришь?!
Ты уже не замечаешь, что подошёл слишком близко и, взмахивая руками, вполне можешь стукнуть Принца по подбородку. Выше, увы, не дотягиваешься. Тем более, что Такамий на платформах, а ты босиком; один кроссовок потерялся в толпе, а второй ты выкинул сам. Для симметрии.
- Господи, мальчик, уймись! Где твои родители? Они в курсе, что ты тут?
- Мальчик? Да кто бы говорил! – ты опешил ровно на секунду и, вспомнив, название группы Принца, добил: – Алфийская девочка!
Принц только фыркает.
- Женщина, мой дорогой. Жен-щи-на. Я лет на десять тебя старше.
Он забавляется, понимаешь ты. Ты для него как странная игрушка, попавшая в дом с основным заказом. Она, вроде бы, и не нужна, но раз уж досталась, то пусть стоит на полке с книгами. А будет мешать – выкинем. Или упакуем в коробку и перешлём по первому попавшемуся адресу из адресной книги.
Пока ты размышляешь, Такамий уже заканчивает сушить руки под горячим воздухом жутко гудящей сушилки.
- Эй! – а как же сладенькое? – Стой!
«Ну, что тебе ещё?» – выражает весь вид Принца. «Ну что ты до меня доебался?»
- Стою.
«Он ещё и выделывается!» – злишься ты.
- Мы не договорили.
- А есть о чём?
- Есть.
- Да-а?! – Издевательски тянет Такамий. – А кто ты такой, чтоб я с тобой разговаривал?
- Гитарист!
- Причём бухой в дым, – он говорит это тихо, но ты всё равно слышишь. – Какой же ты гитарист, если за тебя всё Эгава играет? А ты только ротик свой поганый открываешь.
Этот тип знает Эгаву? Хотя ничего удивительного: этот алкоголик жрал виски со всеми, кого хоть раз в жизни видел. А тип, наверняка, тоже попадался.
- Что?!
- Ничего. Три аккорда… Ладно, пять. Это твой потолок, малыш. Из тебя никогда не выйдет рок-звезды.
Где-то в глубине души ты прекрасно понимаешь, что Принц говорит это лишь бы уязвить тебя посильнее, да уйти поскорее. Его, ты готов заложить свою руку, в зале девушка ждёт. Ха! Чтоб тебе девственница попалась!!!
- С-слушай ты, ум-мник! – от злости и незаслуженной обиды ты начинаешь слегка заикаться. – Т-ты мне тут имеешь наглость… г-говорить, что я не г-гитарист, а п-полный ноль… хотя сам только риффы и г-гоняешь по кругу! Т-тоже мне гитарист нашёлся!!
Ты кричишь самые обидные для тебя вещи, не замечая, как бледнеет Принц, как сжимаются кулаки и белеют костяшки пальцев.
- Зато в отличие от некоторых я не лажаю.
Он решительно пихает дрожащие руки в карманы своего белого кардигана. Губы Принца крепко сжаты, словно то-онкий шрам прочертил лицо.
А тебе лучшего повода для драки и не надо.
- Это я лажаю?! Я?!
Тебе просто до одури обидно, что тебя снова ткнули мордой в самое больное место. Причём точно в такой же ситуации, как в старшей школе, когда признанный гитарист и лидер «Odontia» Йоджи тебе отказал. «Научись сначала играть, тогда я подумаю». Но ты же играл круто! По крайней мере, ты так считал. Интересно, что бы Йоджи сказал сейчас?
- Ты.
От этого спокойного «ты» срывает напрочь тормоза. Красивое лицо Такамия кажется самой желанной мишенью для твоих кулаков, а желание разбить ему губы становится первостепенным. И ты почти дотягиваешься, ещё бы немного и… Принц отшатывается от неожиданного молчаливого нападения, и это спасает его лицо. Ты даже не задеваешь подбородка.
- Сука, что ж ты такой длинный, а?!
Следующий удар Принц блокирует и отправляет тебя на пол. И, пока ты валяешься на кафеле, приходя в себя, выливает тебе на голову воду из кувшинчика. Откуда он его взял?! То мыло нашёл, теперь вот… ёмкость.
- Остынь, щенок! Сдурел?
А щенок, почувствовав смятение взрослого пса, нападает снова. И снова. А потом щенка хватают за волосы, заламывают руку за спину и, пнув дверь, выволакивают в коридор.
- Пусти, сука! Куда ты меня тащишь?!
- Проветриться. Совсем охуел, мелочь.
Тебе больно. И страшно. Попытка вырваться ни к чему не приводит, только к ощутимому пинку под зад.
- Топай!
- Эга-ава!! – орёшь. – Эгава, спаси! Меня похищают! То-ооо-ошиии!!!
Толпа, собравшаяся в коридоре, ржёт.
- Такамий, не угробь мальчишку! – кричит кто-то. – Заездишь пацана, тебе Эгава яйца оборвёт!
- А Эгаве – Маса с этим… как его…
- Сакадзаки.
- Ну да…
- Тоши, тварь, да помоги же, скотина!!! Эгава!
Эгава отлипает от повисшей на нём девчонки.
- Эй, Принц! Куда Юки потащил?
- На улицу, остыть.
- А… Только не потеряй его там. Он у нас в одеяле теряется, а там целый балкон…
Радостный ржач перекрывает ругательства в адрес Эгавы, судьбы, «всяких уродов» вообще и Такамия в частности.
- Проебал ты, Эгава, певца, ох, проеба-ал! Был тенор, станет фальцет! – дальше ты не слушаешь, стараешься не упасть на ступеньках узкой лесенки, следуя за своим похитителем всё выше, на второй этаж, а потом ещё, почти под самый чердак. Слишком далеко от людей, от толпы… А если Такамий псих? Затащит наверх, переломает руки-ноги – о более страшном ты старательно не задумываешься – и бросит. Найдут утром… если найдут.
А потом дыхание перехватывает снова. Только не от боли в руке – тебя наконец отпустили, – а от сырого холодного воздуха улицы. Ещё больше – от стенки, к которой ты бессознательно прижался, стараясь быть от Такамия подальше. Ноги леденеют моментально, между лопаток поселяется ледяной ком. И от злого взгляда Принца ещё крепче становится предательская стена.
- Слушай, а ты не охуел, ваще? – наезжаешь первым. От испуга, наверное.
Твои слова действуют как спусковой крючок. Мгновение – и искажённое презрением и злостью лицо оказывается слишком близко.
- Это ты меня слушай, гадёныш, – Такамий крепко держит тебя за воротник, – Ты, вообще, кто такой, гнида ты малолетняя, чтоб про меня хоть слово говорить? Играю я не так ему… Один альбом сделали, считаешь, что короли мира?
Он пристально вглядывается в тебя, словно ищет ещё какие изъяны, чтоб напомнить тебе о них. Сейчас про нос что-нибудь скажет.
- Короли, – киваешь. – А ты – Принц. Ёбаный Принц Такамий. Чё уставился?
Тебе не по себе от его внимательного, изучающего взгляда. Отстраниться от пальцев, коснувшихся губ невозможно, ты прихватываешь их зубами, едва-едва сжимая, только чтоб показать, что можешь и укусить. А потом просто облизываешь ласкающие твои губы пальцы. Тебе так захотелось.
Чего ты не ожидаешь, так это шального выражения в глазах, сбившегося дыхания и разом прижавшегося к тебе тела. Возбужденного и одуряюще пахнущего. Так понравившийся тебе запах духов смешался с запахом тела самого Принца и стал ещё заманчивей и желанней.
- Охренел? Пусти!
- Это ты охренел, – хмыкает Такамий, и прижимается ещё сильнее. – Мальчишка… Щенок…
Он ругается, а ты слышишь в его голосе возбуждение и восхищение.
- …рыжий лисий щенок, маленький и глупый, тявкает на всех, и думает, что все его боятся.
- Разве нет?
- Нет. Все его хотят.
- Что хотят?
- Пьяный лисий щенок… Красивый…
- Так чего все хотят-то? – требуешь ответа.
- Погладить… Поцеловать…
- Поце…
Оказывается, мужчины целуются не так, как девчонки. Грубее, злее, напористей… Или это просто Такамизава такой? Сердитый. И раз угроза мордобоя миновала, то тяга к экспериментам перевешивает здравый смысл, и ты отвечаешь на поцелуй.
Кажется, то, что вы творите, называется «французским» поцелуем. Ты заранее любишь страну, где придумали такую крышесносную вещь. А в сочетании с руками Принца на твоей заднице… Uncontrol!
Когда-то, ещё в университете, ты отобрал у однокурсницы яойную мангу – интересно стало, чем там можно зачитываться… – и долго ржал над фразой о горячих ладонях, блуждающих по телу героя. Представлял руки в виде утюгов, оставляющих за собой на коже алые полосы, и веселился на весь класс, за что получил замечание от преподавателя. Зато сейчас ты понял, что тогда был дурак. Да и сейчас тоже, но…
Несмотря на дождь, ладони Принца сухие, слегка шершавые и… горячие. И пофиг, что это всего лишь контраст сырого ночного холода и тепла человеческого тела, тебе от этого делается жарко, и жажда поделиться этим теплом разрывает изнутри и уничтожает в голове последние связные мысли. Ты наглеешь и забираешься руками под его рубашку.
- Какой борзый, – смеётся на ухо Принц. – А что ты ещё можешь?
Как оказывается, немало. Но начинаешь ты, почему-то, с рук. Они странные, «узорчатые», этот рисунок на его ладонях ты чувствуешь языком, стараешься слизать его, но руку отбирают.
- Какой ты, оказывается, Юки-тян…
«Какой?» – хочешь спросить, даже голову поднимаешь, но отвлекаешься сначала на шею Принца, а потом падаешь на колени, подчиняясь нетерпеливому нажатию на плечи. Ты пытаешься встать, но руки не пускают, Такамий что-то неразборчиво говорит сквозь зубы, и ты, смирившись, принимаешься не целовать – вылизывать живот. Тело под твоими руками подрагивает, а голос, в котором больше не слышно ярости, хрипит:
- Мальчишка, я же сейчас тебя…
Ты фыркаешь и продолжаешь своё завораживающее действие. Кожа солоноватая от пота, и, почему-то, слегка горчит. Такамий почему-то мешает тебе, лезет рукой вниз, толкает тебя в подбородок.
- Ммм… – мол, угомонись, Принц!
Но он продолжает свою странную возню. А потом оказывается, что слухи о том, что Такамий бреется везде – лживы насквозь, а «блядская дорожка» указывает путь к самому этому блядству. Как стрелка компаса: «Север там!» Почему север? Да потому что холодно стоять на коленях в луже.
«Дорожку» ты вылизываешь тоже, аккуратно придерживая расстёгнутые Такамием штаны, не давая холодной пряжке ремня коснуться шеи или щеки.
Короткие ногти чуть царапают твои плечи, они приятно «горят», и это безумно возбуждает. Прижимаешься щекой к голому животу и, кажется, слышишь стук сердца. Интересно, откуда оно тут взялось? Оно же выше, в груди, разве нет?
А ещё ты думаешь, что делать с возбуждённым Такамием, который уже нетерпеливо подталкивает тебя к действию.
- Уммм… Ты что, уснул?
Пока нет, но очень хочется. Уйти туда, вниз, в шум, и завалиться спать хоть на том же диванчике…
Ты порываешься встать, но рука, до этого ласкавшая твой затылок, не пускает, сжавшись в кулак и больно схватив за волосы.
- Ку-уда?!
- Т-туда… – выдавливаешь из себя.
- Так не пойдёт, – злится Принц, не ослабляя хватки. – Заканчивай, что начал!
- Эй! Я ничего не начинал! Это ты полез ко мне с поцелуями! Пусти!
У тебя истерика. Такая же, как и у сегодняшней девчонки из клуба. И разницы между вами никакой: она ни разу не трахалась, а ты – не делал минет.
- Соси, щенок!
Такамий ругается, страх перебивает возбуждение, и ты уже готов выполнить любое его требование. Злой и неудовлетворённый, этот мужчина не будет церемониться. Ты это знаешь так же хорошо, как своё имя. Чёрт! Ну девчонки же делали тебе… это… и ничего же, да? Им нравилось! Наверное…
Бля!
Минет в твоём исполнении ужасен. Ты постоянно давишься и кашляешь, когда берёшь слишком глубоко, рвотные позывы не улучшают дела, тебе самому противно слышать этот звук. Ладонь Такамия на затылке не даёт отстраниться, когда он начинает двигаться сам, недовольный твоей нерешительностью. Когда ты по неосторожности задеваешь его член зубами, он больно дёргает за волосы… Он кончает тебе в рот, не давая отстраниться. Вырвавшись, ты, кашляя, сплёвываешь всё, что не проглотил, на пол. Вид спермы на полу вызывает запоздалое чувство брезгливости, тебя тошнит, но блевать нечем, сухие позывы только дерут горло. Болит живот от постоянного напряжения, губы кажутся огромными и стёртыми, во рту противный привкус.
- Ты невкусный, – жалуешься и с удивлением понимаешь: у тебя стоит. И ты, оказывается, нисколько не испытываешь отвращения ни к себе, ни к Такамию, который, кстати, вполне может сесть за изнасилование. Если, конечно, ты на него подашь в суд.
Закинув голову, подставляешь лицо дождю: он пошёл сильнее и теперь струи легко проникают на балкон. Хорош же ты: на коленях, под дождём, только отсосал мужику, хочешь кончить сам, но сил нет даже пошевелить рукой. Хриплый смех рвётся с губ.
- Юки? Что с тобой? Юки?
- Кончить хочу, – смех и усталость превращают речь в жалобно звучащие всхлипы.
Такамий пугается.
- Ты что, Юки? Юки, не плачь!
- Я не… Это дождь…
- Господи... Вставай, хватит на полу тут… Иди сюда!
Что на полу, что в стареньком полуразваленном кресле, тебе холодно и мокро. И хоть сюда не проникает дождь, воздух настолько насыщен влагой, что ещё немного, и он превратится в воду.
- Принц, не надо! – Такамий лезет целоваться, лижет в уголках твоих губ.
- Бля! У меня что…
Он смеётся.
- Да, сперма на лице. Была.
- Ксооо! Принц… Я щас сблюю опять.
Он смеется и… лезет тебе в штаны. Ты не против. Хватит, пора отдыхать, пусть работают другие. Ты вообще бы уже уснул, несмотря на возбуждение, если б не… «Ему же неудобно» – думаешь и закидываешь одну ногу на подлокотник. Такамий матерится, тянет тебя за ногу вниз, но ты не согласен и вырываешься.
- Так хочу, – сообщаешь и снова разводишь ноги.
- Бля, да что ж ты творишь…
«Ничего!» – хочешь сказать, но ощущения перехлёстывают, и слова остаются лишь в твоей голове: Принц уверенно доказывает тебе, что на самом деле тебе до него ещё учиться и учиться. И его руки умеют ласкать не только гитару, но и гитаристов.
- Громкий мальчик, – смеётся Такамий в ответ на твои стоны. – А так тебе нравится, м?
- Ааааа… – скулишь. Да и как не заскулить, если сам Принц Такамий стоит перед тобой на коленях, да ещё и занимается таким… таким непотребством. А ты ему потакаешь, лаская себя и жалея, что у твоего любовника не шесть рук как минимум. Иначе это бы от его прикосновений на твоей коже оставались горящие узоры.
«Чёрт! – думаешь, – Как в манге…» Но злиться не получается: разве можно рассуждать, да тем более логично, в такой момент?
Ты ловишь пальцы Такамия на своей груди и больше не отпускаешь. Он что-то ворчит, недовольный твоим самоуправством, но руку не высвобождает, а ты готов из кожи вон выпрыгнуть…
- Ну же… Ну! – просишь.
Живот уже подрагивает, дыхание сбивается окончательно, а босыми пальцами, чувствуя, что сползаешь с кресла, ты упираешься в ледяной пол.
- Я сей… час…
Поздно ты воздуха в грудь набрал: тебя выкручивает от наслаждения так, что ты словно на мостик становишься, запрокинув голову и упираясь затылком в спинку кресла. Нога срывается с подлокотника, пятка больно ударяется об пол, но даже вскрикнуть от боли невозможно: ты не дышишь, только рот раскрыт, словно в беззвучном крике. И лишь когда в лёгких заканчивается воздух, ты обмякаешь в кресле, позволяя телу отдышаться, а дождю – смыть с него жар оргазма.
- Эй… – слышишь голос. – Уснуть собрался? Нет, ну настоящий мужик!
- Ага… Кончил – и захрапел…
- Знаешь, тут спать мокро.
- И неудобно… – говоришь тихо, за стуком капель дождя сам себя не слышишь.
- Юки?
- М?
- Поедем домой?
Ты не отвечаешь. Ты проваливаешься куда-то в сон.
- Юки?
- Мне холодно… – ты подтягиваешь к себе ноги, стараясь обхватить ступни ладонями и согреть. Толку никакого – руки ещё холоднее.
Такамий что-то ворчит, берет тебя на руки и куда-то тащит. Инстинктивно хватаешься за него, обнимая сначала за шею, а потом расслабляясь и позволяя себя нести. Несколько раз твои ноги задевают стены, и это до безумия больно, настолько замёрзли пальцы. Протест против такого обращения выражаешь скулёжем: «Боль… ай!.. но!» И слышишь: «Потерпи, сейчас будем уже в машине». Ты согласен, там будет тепло и никакой дождь не накапает за воротник. И ты дышишь безумно вкусным запахом Принца, не понимая, что подсаживаешься на него, как на наркотик.
- Эй, Принц! Кого тащишь? О! Эгава!!! Тут вашего вокалиста крадут!
- Киднеппинг! – ржёт кто-то.
- Пусть крадут, нам же свободнее спать будет.
Ты обижаешься на друга, что значит «свободнее»? Разве тебе надо много места? Разве ты занимаешь целую постель?! Это Эгава спит один на целом диване, а ты то с Ясу ютишься на полу, то с Масахару… Кстати, а откуда в вашей комнатушке диван? Надо убрать, он занимает слишком много места. Или стоит убрать Эгаву? Точно! А диван он с собой пусть забирает.
- …а то трахаться при ребёнке…
Незнакомые люди ржут не переставая над шуточками Эгавы. Ты бы сам посмеялся, если б они не были в твой адрес.
- Я т-тебе… реб-бёнка… – пытаешься вывернуться из рук Такамия. – С-сам…
- Тише ты, – шикает Принц. – Уроню же, балбес…
- И т-ты тоже с-считаеш-шь меня р-ребёнком?
- Ещё чего… стал бы я тебя тогда на руках таскать…
- При-инц! – кричит тот, первый, который опознал тебя. – Ему хоть четырнадцать есть?
«Не твоего ума дело! – хочешь крикнуть. – Завидуй молча!» Но Такамий просто прижимает тебя крепче, и весь мир сужается до запаха его тела.
- Уже без разницы! – отвечает он вместо тебя.
- Ооооо! Быстро вы! Принц, возьми меня вместо него!
- Я люблю эксклюзив, Шин-тян, а ты уже года три как перестал быть даже залежалым товаром.
Тишина.
- Я тоже люблю тебя, Принц. Привет Сакадзаки!
- Сам передашь.
- Сука.
- Какой есть.
Ты хочешь спросить, что там за отношения такие между Сакадзаки и тем парнем, но через мгновение уже не помнишь, даже кто такой этот Сакадзаки. К тому же тебя уже сажают в машину и аккуратно пристёгивают к сиденью. В тепле ты засыпаешь окончательно, вся дорога как в тумане проходит, только сознаёшь, что несколько раз вы стояли на светофорах, а один раз Такамий ходил куда-то, вроде бы в магазин…
- Приехали, Юки-тян. Сам сможешь идти или помочь?
- Помоги, – милостиво разрешаешь. Тебе нравится, что наконец-то хоть кто-то заботится о тебе. Родителям вечно было некогда, старший брат тоже слишком рано стал помогать им, а дед… Дед любит тебя, но воспитывал так, как было принято в его времена. А сейчас ты хочешь немного побыть плюшевым лисом странного принца токийской рок-сцены.
Ты не запоминаешь, как выглядит дом Такамия. Вроде бы вокруг садик, а в садике пруд с мостиком… Но за внешней традиционностью скрывается вполне европейский дом. О Японии напоминают только фусума и тапочки перед дверью в туалет.
- Хочу тебя… – шепчешь, оказавшись на кровати размером с три обычных. – Совсем хочу.
- Ты пьян, – Принц падает рядом с тобой, ему тоже сложно удержаться на ногах, особенно, когда ты решительно тянешь его на себя. И как вы доехали до дома, когда он в таком состоянии?
- И что? Пока пьян – хочу. Так не страшно.
- Боишься меня?
- Да.
- Правильно.
- Ну? Давай уже!
- Мальчишка…
Мальчишке страшно, но весело. Он и не думал никогда, что будет спать с мужиком, тем более с таким шикарным. «Обломитесь все!» – думаешь ты, – «Сегодня всё-таки будет секс!» Ты мысленно представляешь себе обеих девочек, которые кинули вас сегодня. И понимаешь, что Принц предпочтительнее. И красивее. Нет, ты сделал правильный выбор, что приехал к человеку, который так целуется. И какая разница, что тебя привезли бессознательного и пьяного? Ты пьян до сих пор, а сознание… Поговоришь с ним завтра, когда тебя перестанут так неистово ласкать и покусывать.
Тебе страшно. Как в тот самый первый раз, когда ты был с женщиной. Ты перевозбудился, кончил, едва она коснулась тебя. Думал, всё, засмеёт острая на язык Микото. Не раз даже самые отъявленные хулиганы старшей школы пасовали перед ней, а сам разговор становился всеобщим достоянием и обрастал поистине фантастическими подробностями. Ты даже подумывал о том, чтоб удрать от неё, но она не дала. И если и посмеялась, то не над тобой, а над твоим страхом. «Смейся, когда страшно, – сказала. – Страх сам боится того, кто готов посмеяться над собой и собственной глупостью».
- Стрёмно? – Такамий пытается сдуть прядь волос, мешающую ему, и ты убираешь её за ухо. Это… нежность? Откуда?
«Ни капельки!» – но вместо этого только киваешь.
- И мне было стрёмно, – соглашается Принц. – Я у тебя первый?
Киваешь опять: сказать простое «да» выше твоих сил.
- Первый и пьяный. Юки… может завтра? Я неадекватный грубый старый хрен, который больше замучает такого сладкого мальчишку, чем доставит ему удовольствие.
- Сейчас! Почему?
- Ну… возраст? – он лежит рядом, обнимая и поглаживая твоё плечо.
- Что такое шесть лет?! – возмущаешься.
- Много. Вот будет нам по пятьдесят…
Ты ржёшь, уткнувшись ему в шею лицом. Ржёшь, а потом начинаешь целовать.
- Мы упьёмся раньше, чем нам стукнет тридцать!
- Думаешь, я кончусь через пару-тройку лет?
- Живи быстро…
Ты недоумеваешь, когда Такамий отстраняется, и садится, укрыв бёдра простынёй.
- Не хочу сдохнуть молодым. Это неверная установка, Юки. Идеалы рок-н-ролла созданы для войны с системой, но… Любое противостояние само скоро превращается в систему, обрастает адептами, дряхлеет и дохнет. И так до бесконечности.
- Не понимаю…
- Рокер должен быть волосат, могуч, вечно пьян и сдохнуть в тридцать. А я так не хочу. Это стереотип. Их взрывать надо, стереотипы эти.
Ты мотаешь головой. Какого чёрта он тут разглагольствует, вместо того, чтоб трахаться?! Точно, это возрастное. Маразм.
- Прости, – обнимает тебя Такамий, – Это разговоры не для постели. Для пьянки, да, но не перед сексом.
Щекам жарко. Перед сексом? Так он…
- Да, Юки, да… – он улыбается, словно прочтя твои мысли. –Подожди…
Он уходит, а ты остаёшься сидеть на кровати. Чёрт! Ты слегка протрезвел, вспоминаешь размеры члена Принца, и снова становится страшно. Он же там не поместится!
Ты не успеваешь довести себя до истерики, Такамий возвращается раньше. Вместе с виски.
- Держи, – протягивает тебе стакан и бросает возле подушки презервативы и незнакомый тюбик.
- Спаиваешь?
- Да. Толку с тебя сейчас трезвого. Да и с меня…
- Ты сам говорил только что, что пьяный – ты никудышный любовник…
- Юки-тян, как думаешь, часто у меня в постели оказываются красивые юные девственники? Я тоже, видишь ли, нервничаю.
- С какого перепугу? – виски великолепен, не сравнить с дешёвой бурдой из клуба.
- Я вот сделаю сейчас что-нибудь не так, и ты больше не посмотришь ни на одного мужчину, как на партнёра в постели. Я не хочу лишить тебя такой радости.
- Ну не пей тогда и сделай всё как надо.
- Если я напортачу, так хоть помнить не буду.
- Я напомню, – фыркаешь. – Эгоист.
- Так точно. Иди сюда.
«Иди сюда» – это недалеко. Всего лишь придвинуться чуть ближе и сесть ему на бёдра, прижаться. Но ты чуть не заваливаешься на кровать.
- Поймал! – улыбается Принц, и аккуратно укладывает тебя на спину.
Ты первый раз полностью отдаёшь контроль над ситуацией другому человеку. Даже оказавшись прижатым тяжёлым телом, ты не вскидываешься, как бывало, а разводишь ноги и тянешься обнять.
- Только… осторожнее, ладно?
- Я не садист, а эгоист.
- А разница?
- Если будет плохо тебе, то и мне – тоже.
Он лезет целоваться. Сначала осторожно, словно пугливую лошадку оглаживает, а потом все сильнее прихватывает губами кожу, даже покусывает. Особенно достаётся шее.
- Вампир.
- Не люблю кровь. Но да – эстет.
Его руки тоже действуют всё смелее, всё крепче ты обнимаешь его, желая близости и стараясь как можно дольше протянуть время.
- Какой ты длинный, Принц! Я думал, это всё каблуки, а ты вон какой… Я до твоей задницы не дотягиваюсь!
- Ммм… Так тоже хорошо. Да и не нужна тебе пока моя задница.
- Пока?
- Не отвлекайся, лучше сделай так ещё раз…
И ты проводишь ногтями по его спине, сильно, а он рычит…
- Ай! Ты не принц, ты зверь какой-то!
Ах он ещё и кусается …
- Ай! И кто тут не садист?
Но оттолкнуть его не сможешь при всём желании. Слишком хорошо, горячо и… слишком хочется отдаться ему целиком. Даже вечная жажда быть самому себе хозяином молчит, погребённая под удовольствием от его прикосновений и движений. Оргазм в этот раз не обрушивается неконтролируемым валом, а нарастает постепенно, ты не теряешь сознания, выгибаешься молча, вздрагивая и чувствуя, как по-особому напрягается спина Такамия. Он резко опускается на тебя всем весом. По телу волной пробегает дрожь. Потом напряжение слабеет, и Принц соскальзывает вниз, продолжая тебя обнимать.
- Ты фееричен во всём, что делаешь, Принц…
Кожей чувствуешь его улыбку.
- Тебе просто не с чем сравнить, Юки.
- Трахни меня нормально, и будет…
- Я не об этом… – он слизывает с твоего живота сперму, а ты стараешься немного успокоить дыхание.
- Ну… Не надо об этом. Подумаешь – первый раз… – ты краснеешь и отворачиваешься.
- Тс-с… Замяли, ага? Меня это возбуждает. Такой неопытный…
- Эй! У меня были девочки! – возмущаешься, стараясь увернуться от его поцелуев.
Такамий устраивается поудобнее и снова прижимает тебя к себе. Ты утыкаешься носом ему в плечо и млеешь. Он заботливо укутывает тебя простынёй.
- Вот именно, Юки. А женщины? Опытные, знающие, как заставить мужчину скулить от желания и сдохнуть от оргазма? А мужчины, которые могут отдаваться тебе так, словно мечтали всю жизнь только об этом? Или те, кто трахает тебя, а в твоей голове нет ни мысли, только одно звериное желание принадлежать более сильному?
- Нет… – от его слов аж слёзы на глаза наворачиваются. Это унизительно!!! Сука! Как он смеет! А, весь твой опыт – это пьяные перепихи после концертов с поклонницами. И что?! Это не повод для наезда!!!
- Юки, эй! Ты что?
- Ничего… – бурчишь. Нашёлся тут…
- Ну вот. Развёл тут сырость. Я ему, понимаешь ли, перспективы рисую, а он… Я тебе, кстати, завидую.
- С чего вдруг?
- У тебя впереди столько возможностей, столько неизведанного. Ты не представляешь, Юки, каким ты будешь красивым лет в тридцать. Любой человек за один твой взгляд душу продаст.
- Да ладно…
- Ага. Спорим?
- Спорим!
Вы пожимаете руки, Такамий разбивает.
- Вот увидишь, Юки, увидишь.
- Угу, а ты будешь контракты составлять?
- А?
- Ну, на души.
Он ржёт.
- Надо будет закончить юридические курсы.
- Не, брат мой проконсультирует, – зеваешь. – Он у меня такой же умный, как я красивый.
- Тогда твой брат самый лучший в мире юрист.
Лежать в обнимку с Такамием – самая правильная вещь в мире.
- Принц? – шепчешь в полусне.
- Да?
- Я засыпаю…
- Спи, конечно… Только…
- Ну что?
- Не называй меня Принцем, хорошо? А то, как собаку кличешь.
- Хм… Я придумаю тебе имя. Завтра…
- Хорошо.
Остаток ночи вы проводите в кровати. Обоих одолевают усталость и лень, сны снятся обрывочные, полные цветовых пятен, музыки и запаха сигарет. Ты где-то читал, что такое бывает только у психов, что нормальный человек, видит только чёрно-белые сны. И тебе искренне жаль этих «нормальных» людей.
На часах где-то около двух, когда Такамий, выбираясь из постели, ненароком будит тебя. Он сбегает в ванну, и ты, услышав, как льётся в душе вода, понимаешь: тебе срочно нужно туда же. В ванной комнате жарко, она наполнена паром, и за те пять минут, что ты там находишься, ты покрываешься потом. Оставаться дольше чревато: желание влезть к Такамию велико, но ты боишься его реакции на такое самоуправство. Да и должна же быть хоть какое-то личное пространство. Ночь вместе – не повод лишать человека уединения.
На кухне тихо, тикают большие часы. На стрелках выгравированы латинские буквы «Т», и тебе интересно: совпадение, или специальный заказ? В холодильнике фрукты, бутылка чего-то алкогольного и шоколад. Ты хочешь стянуть кусочек, но не решаешься. Шкафчики тоже пусты, видимо, хозяин кухни не любит готовить. Но для чего тут столько техники? Вот у тебя дома на кухне была бы только кофеварка. И микроволновка.
Задумавшись, ты не замечаешь, как Такамий заходит на кухню.
- В душ иди, – предлагает и целует тебя в щёку, словно такие вот утренние пробуждения давно стали привычными. – Привет.
Он улыбается сонно и немного смущённо, как тебе кажется. Волосы влажные, липнут к шее и лбу, а капельки воды стекают за воротник.
- Знаешь, – говоришь, – а без косметики ты куда красивее…
Такамий не успевает шлёпнуть тебя по заднице: ты сбегаешь раньше. В душе ты первым делом стираешь влагу с зеркала. Опухшее слегка лицо, тени под глазами… Тоже мне, красавец. А Такамий – как огурчик, только сонный и, как только волосы высохнут, будет растрёпанный. Чёрт, ну почему ты всегда такой… легко мнущийся, во!
Замотавшись в полотенце, ты бредёшь на кухню, теряя громадные тапки и ёжась: влажная кожа быстро остывает. На столе, там, где ты сидел, стоит громадная кружка кофе.
- Чёрный, без сахара. Есть сливки, молоко, корица, – Такамий аккуратно ставит напротив вторую. – Прости, я не знаю, как ты любишь. Да и кроме кофе предложить нечего.
- Не, нормально. Спасибо, – кофе горячий, ты обжигаешь язык и морщишься.
- Закажем обед?
- Ага. А ты вообще не готовишь?
- Очень редко. Нет времени. И не для кого особо. Если на кухне оказываются Сакадзаки и Сакураи, то я даже не вмешиваюсь. Я потом чай для всех делаю. На травах. Ну так что? Что будем есть?
- То, что быстрее привезут. Я голоден.
- Тогда итальянская кухня. Спагетти, соусы, пицца.
- Ой, я не понимаю в этом! Закажи сам, ладно?
Еду привозят быстро, ещё горячую. Спагетти в молочно-масляном соусе божественны, шалфей и гвоздика добавляют пряности, а чесночный соус к мясу – остроты.
- Кстати, – вспоминаешь вдруг, – а этот… Шин-тян, он что, любовник Сакадзаки?
Такамий фыркает в кружку, капельки кофе летят вокруг, пачкая собой белоснежный стол.
- Хуже. Он его племянник. Редкостный лоботряс. Голова – золотая, но дурная. Он даже не окончил старшую школу.
- Да ну?
- Точно.
- Я тоже не хотел учиться после школы, но дед настоял.
- И кто ты по профессии?
- Музыкант, теоретик музыки и всё такое…
- Преподавать можешь?
- По диплому – да, а так у меня нервов не хватит учить с кем-то гаммы. Бррр…
- Незавидное занятие, коллега.
- Коллега?
- Да. Я могу преподавать английскую литературу…
Такамий в костюме на кафедре и папкой с лекцией… Это видение вдохновляет.
- Студенты бы обдрочились…
- А так – фанаты.
- Один хрен…
- Не ругайся на кухне.
- Эмм… ну ладно. Как скажешь…
Он относит чашки в раковину и выкидывает одноразовую посуду, одновременно объясняя.
- Учёные говорят, что у предметов есть память, самыми большими способностями к накоплению информации обладает вода. Вот ты здесь заругался, зарядил пищу негативом, съел… А потом – болеешь.
- Учёные много чего придумывают.
- Много. Но книги предков – не врут. Там тоже об этом есть.
Ты хочешь уточнить, что за книги он имеет ввиду, но его руки ложатся на твои плечи, и вдохновение, посетившее тебя недавно, возвращается, переплавляясь в возбуждение.
- Затрахаешь… – фыркаешь.
- А ты же только этого и хотел вчера. Откажешься?
- Нет! Ещё чего… Решил отмазаться?
- Это ты мне вчера зубы заговаривал…
- Че-его?
- Тс-с, Юки.
И ты успокаиваешься моментально.
- Идём, – встаёшь. – Идём, а то так и протрещим весь день. Ау! Поставь, где взял!
А он не слушает тебя, уносит обратно в комнату, на кровать.
- Лежи и получай удовольствие…
Лежать спокойно тебе не даёт то самое получаемое удовольствие. Сначала ты лезешь целоваться, потом, перекатившись на кровати, оказываешься сверху… Оказывается, делать минет в удобной кровати куда как приятнее, чем стоя на коленях в ледяной луже.
- Юки-и… – он отстраняет тебя, тяжело дыша. – Не прекратишь, не получишь самого главного. На два раунда меня просто не хватит.
- Ой, не заливай…
- Я себя лучше знаю, Юки-тян. И не смотри на меня так, зараза мелкая!
- Мелкая?!
- Да. Ты ж мне по плечо…
- А если без платформ?
- А если помолчать и заняться делом?
Ты оказываешься на спине, с прижатыми к кровати руками, Такамий вылизывает тебя везде, куда достаёт…
- Кто после этого кицунэ? – едва выговариваешь.
- Ты.
После вы не разговариваете. Некогда. Ты настолько теряешь голову от возбуждения, что даже не просишь, как вчера, быть аккуратнее. Только Такамий помнит. Нет, он отнюдь не нежен – ты убил бы его, если б он повёл себя с тобой, как с девушкой, – но времени на подготовку он не жалеет.
- Юки, – фыркает он, – слышишь?
- Что?
- Прислушайся…
- Ну что? – раздражённо: ты хочешь трахаться, а не трепаться.
- Яйца звенят.
- Боже, я сплю с Терминатором… Выпусти меня отсюда, изврашенец!
Вы ржёте.
- «Такамизава – стальные яйца», вот что я напишу на следующей своей афише.
- Ну и кто говорил замолчать мне?
Такамий фыркает.
- Повернись.
- Зачем?
- Так легче будет, Юки.
- С чего ты взял? – взгляд, который бросают на тебя, настолько красноречив, что ты подчиняешься. – А. Понял. Молчу. Из личного опыта…
Тебе кажется, что Такамий тяжело вздыхает.
- Ты можешь не ёрничать?
- Нет. Мне страшно. Меня тут щас в… Ай!
Он шлёпает тебя по заднице, ты пытаешься увильнуть от его рук, но Такамий прижимается к твоей спине и покусывает за шею.
- Чёрт. Чёрт! Чё-ооооорт!
Даже прикосновения к простыням кажутся лаской, и ты вжимаешься грудью в постель, трёшься щекой об неё.
- Ну, давай же! – просишь.
- Нетерпеливый какой…
- А как можно терпеть такое, а?
Такамий смеётся.
- Не знаю… Юки, тебе может быть немного неприятно…
- Похуй!
- Не «похуй», а будет больно – кричи.
- Больно? А… – ты стонешь, чувствуя входящий в тебя член. Это… странно? Больно? Нет, но ты инстинктивно пытаешься отстраниться и помешать, сжимаясь.
- Расслабься, Юки… – шепчет тебе на ухо.
- Как?
Он объясняет, а ты краснеешь.
- Мне больно иначе, понимаешь? Расслабься…
И ты честно стараешься. Боли не хочешь ни себе, ни ему, но больше всего не хочешь, чтобы он, потеряв терпение, выгнал тебя из постели. Этого позора ты боишься больше изнасилования.
Терпения никто не теряет. Такамий ласкает тебя, не предпринимая ничего больше до тех пор, пока ты не начинаешь поскуливать от нетерпения, и уже ему приходится сдерживать твои попытки получить всё и сразу.
- Бля, это охуенно… Ты – во мне… пиздец…
А дальше тебе остаётся только хватать его за руки и стонать… Ты даёшь себе зарок, что этот «первый раз» не станет последним, ведь хочется ещё и ещё.
- Не жадничай, – хрипит тебе в ухо Такамий, вторя твоим мыслям. – Будет ещё…
Сил ответить нет, ты кончаешь раньше, царапая ему руки, а он пытается отстраниться.
- Куда?
- Тебе неприятно будет.
- С чего вдруг?
- Знаю.
- Забе-ей… Я хочу почувствовать всё, – эйфория оргазма круче адреналинового кайфа от гонок по ночному Токио… – Давай, Такамий…
Улыбаешься ему, оглядываясь через плечо, и прогибаешься, сам себе напоминая кошку, подставляющуюся коту. Провокация удаётся, и ты ловишь кайф уже от одного того, что Принц не смог устоять. «Придумал… сбегать… Я сбегу тебе… Ты попал, Такамий, слышишь?» Он стонет, кончая, а тебе кажется в этом стоне: «Сам знаю – попал…»
В душ идёте уже вместе, после – так же вместе вытираете разлитую воду: Такамий не закрыл дверцу. И полотенце у вас одно на двоих. Ты успеваешь замотаться в него, предвкушая вид голого Такамия, но тот накидывает на плечи чёрную шелковую юкату, расшитую алыми цветами. Сволочь. Посмеиваясь, он увлекает тебя за собой в спальню, но ты не поддаёшься.
- Курить хочу.
Принц морщится.
- Тогда иди на кухню, хорошо?
- Ага.
Тонкая сигарета заканчивается быстро, больше в пачке нет. Эгава опять «настрелял», видимо. «Встречу – блок пусть покупает, раз свои не носит, чистоплюй». Выкинуть окурок некуда, ты тушишь его, и он шипит, прижатый пальцем к мокрой раковине.
Такамий, сбросив одеяло на пол, лежит на кровати и что-то читает.
- Будь добр, раздёрни шторы…
Свет заливает комнату, но солнце скрыто за макушками деревьев: за окном действительно сад. Немного запущенный, но именно это придаёт ему особую прелесть.
- У нас постельный режим сегодня, – влезаешь на кровать к Такамию. – Что тут у тебя?
- Сакураи просил посмотреть текст и ноты.
- На английской литературе учили читать ноты?
- Я еще в школе научился. А как иначе?
- Герой. Кстати, – спрашиваешь, обнимая его и удобно устраиваясь у него на груди. – Откуда ты всё-таки знаешь, что чувствует… как это?
- Пассив.
- Да.
- Бурная молодость, Юки-тян.
- Очень? Пиво, девки, рок-н-ролл?
- Точно. Только девок не было.
- Совсем?
- Почти. С ними… пресно. Кончаешь, а представляешь себе что под тобой не девка с сиськами, а парень с членом.
- Так противно?
- Не противно, Юки, пресно. Вот скажи, ты любишь мясо?
- Не особо…
- А я, наоборот, – мясоед. Не люблю особо рыбу. Так вот слушай. Для меня секс с женщиной, это словно годами питаться одной рыбой. Жареной, варёной… А тебе всю жизнь хочется бифштекса с кровью…
- Да уж… Женщина – рыба. Охуеть.
- Не придирайся к словам. Могу другой пример привести.
- Валяй.
- Это всё равно что байкера пересадить на велосипед. Те же два колеса, а скорости и адреналина – ноль. Даже если это скоростной велосипед и ехать под горку…
- Хм… Играть на акустике в оркестре, когда душа требует тяжеляка?
- Точно.
- Бррр… Не завидую.
- И не надо.
- Кстати, что ты имел в виду, говоря, что я лажаю?
- Ничего. Хотел тебя зацепить. Ты был весь такой самоуверенный и красивый… словно весь мир у твоих ног уже по праву рождения.
- Прости, я тоже был не прав.
- Прав. Я не виртуоз, – молчит немного. – У меня задача другая, понимаешь? Мне не надо плести узоры из нот, я не такой, я сразу говорю в лоб, прямо.
- Ага, – хихикаешь. – Хватаешь за волосы, ставишь на колени… Да?
- Ну… – смеётся. – Точно.
Тянешься за поцелуем.
- А мне понравилось. Повторим?
- Повторим, но потом, хорошо?
- Почему? – ты раздвигаешь полы юкаты и ласкаешь его член, всерьёз подумывая повторить вчерашний опыт с минетом на трезвую голову.
- Тебе будет больно. Я после первого раза неделю ковылял, как подстреленный.
- Почему? – этот простой вопрос не требует много усилий, ведь основное внимание направлено на начинающего возбуждаться Принца.
- Мужчина был нетерпеливый и… большой.
- Больше, чем ты?
- Больше. Я вполне подхожу под среднестатистические параметры…
Он уже сдался, ты это чувствуешь по тому, как он утраивается поудобнее и раздвигает ноги, не мешая тебе.
- Мне так не показалось.
- Не льсти. Это с непривычки.
- Я и не льщу. Давай еще раз?
- Юки…
- Такамий.
- Ну держись, рыжий лис!
- Я не рыжий!
- А против лиса уже не возражаешь?
Ты уже не возражаешь вообще ничему: ему хватает пары минут, чтобы довести тебя до состояния, когда здравый смысл испаряется, а прикосновения другого человека становятся самой желанной вещью на свете. Ну и что, что потом будет неловко за собственное бесстыдство, за скулёж, за оставленные на чужой коже царапины… Ты сидишь верхом на его бёдрах, двигаясь так, как хочется тебе. Медленно, стараясь прочувствовать каждое движение, то откидываясь назад и упираясь руками в его ноги, то прижимаясь грудью к груди, целуясь, постанывая, когда Принц начинает двигаться сам…
- А ты говорил, на второй раунд не хватит. Ха!
- Ты такой красивый. Божественно красивый. На тебя не может не стоять.
Тянешься поцеловать и замечаешь на коже Такамия царапины.
- Ни хрена себе… – ногти почти под корень подпилены, чтоб не мешали играть, а руки – исполосованы в кровь.
- Царапины у тебя. Ты как с тигром спал! – ржёшь. – Больно?
- Не с тигром, с кицунэ. Нет. Жжёт немного, но мне нравится. Надену рубашку с майкой, никто не заметит.
А ещё ему нравится твоё беспокойство. А ты злишься, ведь всё идёт не по твоему сценарию «увидел-трахнул-ушёл». И трахают тебя, и уходить не хочется.
Ты дремлешь, сквозь сон слышишь, как Такамий бродит по квартире. Он то-то ищет, складывает в сумку. Вроде бы у «The Alfee» скоро гастроли. Может быть, даже уже завтра им лететь куда-то на другой конец Японии.
Принц будит тебя, когда во сне ты, заблудившись в его странном садике, том, что видел в окне, не можешь найти выхода и уже совсем отчаиваешься.
- Юки, уже шесть часов… У меня самолёт в девять…
Значит, правда, гастроли. Когда же у «Gerard» будет полноценный тур, а?
- Иду, иду... Минутку…
- Вставай, соня. Поднимайся.
Улыбаясь, ты ловишь его руку, целуешь ладонь, ощущая, какая она непривычно шершавая и бугристая. Словно под кожей проложили свои тоннели неведомые существа. Тебя мать такими пугала: будешь рукоблудствовать – слово-то какое! – в руках поселяться маленькие демоны и съедят твои ладони… Бррр…
- Всё, встал.
Садишься, слегка морщась.
- Больно?
- Не, немного… непривычно. Не больно.
- Уверен?
- Абсолютно.
- Эх ты… Я его на руках поносить предлагаю, а он…
- Я не девка, чтоб меня на руках таскать.
Такамий обижается:
- При чём тут это? Какая разница, а?
Ты хочешь ответить грубостью, но вовремя останавливаешься.
- Прости. Дурак.
- Не дурак. Импульсивный.
- То есть – молодой. Это пройдёт.
- Не мели ерунды. Моей соседке было сто двенадцать, когда она покинула этот мир. И до последнего она ухаживала за садом и была бодра, как и я. Возраст не в паспорте, Юки, а в голове.
Он прав.
- Где моя одежда?
- Вот, на стуле. Одевайся и приходи на кухню. Я чай сделаю. Будешь?
- Да. Конечно.
Вся одежда аккуратно висит на спинке. Не хватает лишь потерянной в клубе обуви, да пуговиц на рубашке. Ты завязываешь её узлом на животе, чтоб не так бросалось в глаза то, что застегнуть в принципе невозможно.
Такамий на кухне молча наблюдает, как закипает вода. Ты обнимаешь его, утыкаясь лицом у грудь. Уходить не хочется, но и остаться – невозможно. Только теперь ты спокоен. Захочется – сам придешь. Токио, на самом деле, маленький, если знать, где искать.
- Пусти, Юки, там кто-то пришёл.
- Что? – и по привычке дёргаешься к двери, услышав стук.
- Я сам, – останавливает Такамий, и ты медленно садишься на стул, стараясь не морщиться: у Принца зеркало в коридоре висит так, что видно кухню. А из другого – общую комнату. У него вообще зеркала странно как-то висят, в неудобных, но, так кажется, правильных местах. А вот в спальне у него только одно зеркало, да и то почему-то стоит отвёрнутым в окно…
- Заходи, он на кухне. Тебе чай или кофе?
Тихий голос Эгавы узнаёшь сразу…
- Чай, пожалуйста.
Эгава сонный, помятый, на щеке – царапина, тени под глазами и нервный взгляд.
- Что случилось?
- Ты пропал. Ты не ночевал дома. Я проснулся, тебя нет… вот и запсиховал. Ты же никогда не уходил на ночь.
- Странный ты какой… – чашка приятно греет враз похолодевшие пальцы. – Сам же сказал, что вам без меня вольготней спать.
Он дёргается и прячет глаза.
- Я был пьян. Юки, прости. Я не должен был так говорить.
- Что у трезвого на уме…
- Юки! Я был неправ. Прости.
Тебе хочется ещё поиздеваться над другом, но Такамий, бесшумно появившийся из коридора, качает головой: угомонись.
- Хорошо, проехали.
По крайней мере, ты теперь знаешь, что думает о тебе Эгава.
- Чёрный, зелёный?
- Чёрный, пожалуйста.
Он боится, понимаешь, Эгава боится Такамизаву! Ха! Вон как съёживается, когда тот проходит мимо.
- Как ты меня нашёл? – спрашиваешь.
- Сам не знаю. Приехал в клуб, не помнил же, куда ты делся… приехал, спрашиваю, Фудзимуру нашего не видели? Не видели, отвечают. Я – к охране… Они – типа мы только сменились, да и ваще, кто такой Фудзимура? Всё, думаю, пиздец, потерял…
- Не ругайтесь, молодой человек, – одёргивает его Такамий. – Кухня не то место, где надо сорить эмоциями, такими сильными и негативными.
Эгава замолкает.
- Ну? – требуешь, – Дальше что?
Чего Такамий взъелся на Эгаву? Сам же вчера в постели ругался как грузчик…
- А дальше там чувак из «B`Lazers» был, он и сказал, что тебя Принц уволок, посадил в машину и увёз. И что ты был без сознания…
- Вы тут же решили, что я его споил, изнасиловал и теперь держу в строгом ошейнике на цепи, прикованной к батарее? – вежливо интересуется Такамий.
Ты хихикаешь, а по лицу Эгавы видно, что он именно так и подумал.
- Хватит верить тому, что говорят люди. Они часто врут, чтоб казаться лучше, чем есть.
Такамий ставит перед Эгавой чашку с крепким, терпко пахнущим чаем. – Я позволил себе добавить туда травы, Вы не против? Осень, надо поддерживать организм…
Эгава подозрительно принюхивается, но под пристальным взглядом, делает глоток.
- Вкусно. Спасибо.
- Не стремайся, у меня такой же. Там вербена и что-то ещё.
Такамий садится рядом, плотнее запахивая халат.
- Не такой. И да, вербена – у тебя. А у твоего друга мята, ромашка и ещё пара травок.
- Я и эти-то первый раз слышу, – ворчит Эгава.
- Это потому, что не интересуешься. Это не местные травы, европейские.
- Наверняка, ядовитые…
- Нет, – веселится Такамий. – Только если вербена, она противопоказана беременным…
Эгава краснеет почему-то, а ты ржёшь над его смущением.
- Тем более… – продолжает Такамий, делая глоток из своей чашки. – Стал бы я вас травить в собственном доме!
- Да кто тебя знает…
- Эгава, странный ты сегодня какой-то…
- Поехали домой, Юки, ребята ждут. Надо решать с базой.
Вздыхаешь. Всё, закончился медовый месяц.
- Да сейчас…
- Я жду в машине…
Вы молчите до тех пор, пока не хлопает дверь.
- Мне, правда, пора… – кружку на стол ставишь, но не отпускаешь её. Она как якорь – выпустишь из рук и улетишь, не вернёшься.
- Надо – езжай.
Выгоняет?
- Ты теперь знаешь, где я живу. И я буду рад тебя видеть. Ну же, лисий ребёнок, выше нос!
- Грустно. Прости за всё, что наговорил.
- Ерунда. Я тоже виноват. Не спорь! Соблазнил такого юного мальчика и сделал из него мужчину.
- С тобой поспоришь… Мальчик рад, кстати.
- Раз мальчик рад, то мог бы и поцеловать.
Дважды Такамий не повторяет.
- Ну как? Я сдал зачёт по поцелуям?
- Зачёт – да, а вот на экзамен этого мало.
- Хорошо, я буду стараться.
За окном сигналит машина, ты морщишься.
- Езжай, а то он опять придёт.
- Ох, да-а…
Тебе ещё предстоит придумывать цензурную версию прошедшей ночи.
Такамий молча протягивает тебе свои роскошные кожаные ботинки. Они велики, но ты и этому рад.
- Я верну…
- Хорошо.
Будет повод вернуться.
Сбегаешь по лестнице, пару раз теряя правый ботинок, показываешь язык Такамию, наблюдающему за тобой из окна, садишься в машину.
- Что так долго? – Эгава медленно выруливает на дорогу к автобану.
- Прощались.
Он кашляет и кривится.
- Юки, я всё видел.
- Что «всё»? – за окном унылый токийский день, но на него смотреть приятнее, чем на кислую рожу Эгавы.
- Как ты с ним трахался. Господи, Юки, чем он тебя опоил?
Ты удивлён. Опоил?
- Любовью. Заботой.
- Блядь, ты себя слышишь, а? Этот кобель перетрахал тут всех мало-мальски симпатичных мальчишек, и теперь ты туда же? В коллекцию?
- И что?
- Как что? Я обещал о тебе позаботиться, а что вышло?
- Так во-от оно что? – ты разъярённо поворачиваешься к нему. – Ты обещал что-то там моей матери, а теперь скулишь, что у тебя нихуя не вышло? Совесть есть?
- Юки!
- Заткнись, Эгава! Заебали своим контролем! Удавку ещё на шею оденьте и бумажку с номером и именем владельца! Блядь, я не собака, чтоб мной командовать и решать за меня всё!!!
- Юки! Это не контроль, это забота!
- ЭТО! НЕ! ЗАБОТА!
- НЕ ОРИ!
- Заткнись и слушай!! Блядь! – вцепившись в волосы, ты с силой дергаешь, чтобы хоть незначительной болью заставить себя успокоится. – Мне мать всё время говорила, что делать: Юки-тян то, Юки-тян сё… Брата старшего в пример ставила, племяшку мелкую на меня повесила, мол, заботься. А я пацан, Эгава, мне не дома с бабами сидеть охота было, меня к таким же пацанам во двор тянуло. Чтоб как все: бегать, драться, коленки в кровь, штаны разодраны… А что получалось? Наседка-мать, тряпка-отец, брат чёрти где шастает. Только деду до меня дело было, но в его возрасте, что он мог мне дать? Загнать в додзё к такому старику как сам и заставить махать боккеном? Щас! Хорошо хоть с гитарой поддержал…
Та история заставляет улыбнуться: мать хотела, чтоб ты играл на сямисене, как дед. А ты хотел гитару, как у Пейджа. В итоге вы решили так: дед будет возить тебя на уроки по гитаре, а сямисен будет преподавать сам. До последнего в семье никто ничего не знал, а дед стал главным сообщником и помощником в твоих начинаниях.
- Юки, но это не повод ехать домой… к Такамизаве и… ложиться с ним в постель! Ты был пьян и не соображал ничего.
- Он тоже не шибко-то трезвый был.
- Ок, вы оба были пьяны и ни черта не шарили. Юки, обещай, что больше…
- ЗАТКНИСЬ! Я ничего никому больше не обещаю, понял?!
Ты бы продолжил и дальше орать, как сумасшедший, но стук в окно отрезвляет: оказывается, вы стоите на перекрёстке и мешаете проехать.
- Дожили, – бурчишь. – Собачимся, как парочка в машине по пути домой из супермаркета.
Эгаву передёргивает.
- Парочка-парочка, – поддразниваешь, а Эгава, матерясь, съезжает к тротуару.
- Юки, ты бы себя видел…
- А что?
- Сидишь чёрти как, растрёпан, рубашка порвана, в чужой обуви… Господи… – он закрывает лицо руками. – Я никогда не забуду, как ты сидел на нём… У тебя лицо было, словно ты под кайфом. Как… Словно ты чудо какое-то увидел и пытаешься запомнить его на всю жизнь. Это было страшно, Юки.
Ты в шоке. Да, тебе было не особо комфортно, было бы ещё хуже, будь Такамий большим эгоистом. Ты смеёшься тихонько, вспоминая анестетик в смазке, и свою истерику по этому поводу.
- Это было прекрасно, Эгава…
- Член в жопе – это прекрасно, по-твоему?!
- Ничуть не хуже члена в любом другом месте. Ты просто не пробовал.
- И не хочу! Никогда, слышишь?
- Я тоже не хотел, но меня не спросили.
Эгава вцепляется в это «не спросили», как клещ.
- Он тебя изнасиловал?
«Да. Сначала…»
- Нееее… Это я его. В мозг, – ржёшь. – Ой, Эгава. Ты такой смешной, ей-богу! Если б я не хотел, то он бы ничего не сделал,
«Тот минет не в счёт, ты сам виноват»
- Он тебя изнасиловал? Тогда мы сейчас едем к врачу, а потом – в полицию.
- Ты сам-то понял, что сказал?
- А ты?
- Эгава, я сам к нему полез, понимаешь? Он меня только проветрил на балкончике, а я вырубился. Он меня отвёз домой к себе, а я злой, что с девками так вышло, спьяну полез к нему.
Ты искажаешь события, одна мысль, что Такамия могут посадить… Ты бы врал, даже если бы он сразу трахнул тебя на балкончике без смазки и бросил там одного под дождём.
А Эгава тебе не верит. Он верит репутации Принца и своим глазам.
- Юки, ты таким не был. Ты не был… «голубым».
- А я и сейчас не, – фыркаешь. – Ты же сам меня с девочками видел.
Эгава краснеет.
- Ничего не видел.
- Ой, да ладно! Я знаю, что ты подглядывал и дрочил.
- Не было этого!!!
- Ну не было, так не было.
И за остальными тоже не ваш бравый клавишник следит. Ага. Как же.
Но это помогает. Эгава заводит машину и выезжает на дорогу.
- Парням я ничего не скажу, сам решай. Но никаких отношений в группе.
Дались они тебе, думаешь. Ты уверен, что встреча с Такамизавой далеко не последняя.
И ты этому рад.

back