Проспоренное
Поспорили как-то Хайдо-сан с Каз-саном, кто из них дольше сможет не выражаться нецензурно. А дело было во время первого вампсовского тура, деньки стояли горячие. Перво-наперво, Хайдо заупрямился, конечно.
-- Тебе, -- говорит, -- Каз-кун, легко спорить – ты крепко почти и не выражаешься! А вот мне…
-- Ну так проверь свою выдержку! Кто сегодня проиграет – тот завтра МС. Идет?
Ударили они по рукам. Весь день держался Хайдо, а вечером все выпить пошли, зашла речь о чем-то волнительном, ну и обложил он все это дело тем, чем обычно груши околачивают, да так, что все заслушались аж. Даже Джу-кен, который своими ушами слыхал, как Гакт матерился, когда микрофонную стойку на репетиции себе на ногу уронил…
Через три секунды понял Хайдо, что сказал, запылали у него уши, чуть в своей кружке с пивом не утопился… но делать нечего – проиграл так проиграл.
А Каз-сан сидит себе да и посмеивается.
Так и пошло – с утра Каз-сан подзадорит Хайдо еще разок попытаться, а вечером все пить идут, и ни Ариматсу, ни Джу-кен зарока не давали, выражаются свободно, даже и Джин-сан – уж на что человек скромный, а от выпивки расслабится и тоже пару словечек ввернет народных… как тут удержаться, не показать познаний своих обширных? Ну и с публикой общаться на другой день приходится.
А у Каз-сана улыбка все шире делается – ну точно Чеширский кот, и стукнуть его охота – а нельзя, все по-честному ведь.
-- Ну вот разве ты при Тетсу-сане хоть когда-нибудь так выражался?
-- Что ты! При нем невозможно ни словечка сказать. Теччан хоть и не матерится, но съехидничать может так, что уж лучше бы послал… Нам с Кен-чаном особенно на записи тяжело приходится… Однако держимся. А что со мной нынче случилось – не знаю, прямо вот само наружу просится… сил нет…
И посмотрел глазами умоляющими. Но Каз-сан уже стойкий иммунитет ко взгляду этому приобрел, и говорит спокойно:
-- Это потому что ты зарок дал. Как человек зарок даст – так к нему какой-нибудь злой дух прилетает, и пытается все испортить. Вот и к тебе прилетел, видимо.
Оглянулся Хайдо по сторонам, однако никаких злых духов не приметил, разве что даймон его пасся в ближайшем саду в виде целой стаи бабочек.
Только решил: «А буду-ка я молчать…» -- как пара особенно нахальных бабочек прилетает и пытаются обе разом на голову Казу сесть. И видно – препираются между собой за это право, так порхают, аж в глазах рябит. Отмахивается Каз:
-- И что это они ко мне привязались?
-- Может, ты сладким пахнешь? – Хайдо отвечает, а сам на бабочек: кыш, мол, проклятые, растудыть вас туды и сюды, и в качель…
В общем, и в тот день проиграл. Ночью остался один, попеняет своему даймону:
-- Зачем меня под монастырь подвел?
А тот от окна оборачивается, – на Луну, ясно, любовался – глазами красными сверкает и говорит ехидно:
-- Что это ты на меня свою привычку нецензурно выражаться спихнуть хочешь? Я вот ни словечка не проронил…
-- Конечно, ни словечка не проронил – ты же бабочка! И перестань к Казу приставать! Везде твои бабочки – а между прочим этот вид только в Гималаях живет…
-- Ну, значит, с гор спустились… А с Казом ничего не могу поделать – он пахнет сладко.
Тут надо сказать, что из-за чрезмерной заботы о своем подопечном даймон хайдов все плохое, тяжелое и грустное, что в жизни их общей происходило, на себя брал – так и вышло, что Хайдо таким нежным, наивным и невинным остался, как в детстве почти. Потому Хайдо в Америку охота, а даймону его – в Европу… и весь из противоречий словно бы состоит.
-- Что ж делать-то?
-- Курить бросай, -- сказал даймон, откусывая кончик сигары. – С одной привычкой справишься – глядишь, и другую одолеешь.
Наутро Хайдо как увидел Каза, так сразу, упреждая его речи, и говорит:
-- Решил от спора я отказаться, Каз-кун, а то никак не избавиться мне от привычки к сквернословию… но когда в следующий тур поедем – обязательно обыграю я тебя!
Улыбнулся Каз, и отвечает на это:
-- Ну то мы еще посмотрим… к тому же народ честной тебя все равно больше любит – вот и говори с ним.
-- Так нельзя! Ты же тоже Вампс!
-- Но у меня язык так как у тебя не подвешен…
-- Всему можно научиться, -- миролюбиво Хайдо говорит, а сам смотрит хитро-хитро, -- я тоже не сразу таким искусником сделался…