Ясу-горемычный родом из Осаки. Почему горемычный -- потому что приключилась с ним любовь несчастная. Влюбился он в своего земляка Хайдо, по прозвищу Дойхачиро, что на русский лучше всего перевести как "Пройдоха", ибо тот хитер, коварен и прожорлив изрядно был и есть.
Как увидел Ясу Дойха-чана на сцене да еще и в образе ведьмочки юной -- не стало ему ни сна, ни покоя. Голос дивный, глаза темнее ночи, лик лукавый и нежный Дойха-чана днем и ночью Ясу преследуют. Мысли честолюбивые в голову пришли; и задумал Ясу сделаться знаменитым джей-рокером, дабы поразить воображение предмета своих воздыханий. Но покуда он долю свою пытал да славу бранную зарабатывал, десять лет прошло, -- Дойха-чан три раза замужем побывать успел и один раз жениться... И как вернулся Ясу из последнего своего по Японии похода за славой, узнает он, что в четвертый раз замуж Дойха-чан собрался – за Каз-сана, знатного воителя сцены, человека духом сильного (с кем только Каз-сан в походы не ходил, даже с Хидэ))) – короче, Ясу-горемычный против такого, что сопля против дубины. Загоревал тут Ясу пуще прежнего, черен как ворон на погосте сделался, есть перестал, с лица спал – а тут еще новости подоспели: у Вампс, так молодожены себя обозвали, тур намечается, и будут они в этом туре вместе – не разлей вода – и днем, и ночью; и на завтрак, и на ужин; и работать, и отдыхать.
От таких глаголов сделалась с Ясу падучая прямо на сцене. Но все – два продюссера, три менеджера, десять спонсоров, пятьдесят человек стаффа и сто тысяч фанатов и им сочувствующих в разных странах – решили, что так и было задумано.
Знает Ясу, что не чета он Хайдо-сану, а все равно горько ему, горько так, будто выпил он ужасной отравы – в груди жжет, глаза пелена застилает, слава не мила. А что слава не мила – так это же самое страшное. И пошел он в любви признаваться – думает, может пошлет его Хайдо-сан за тридевять земель киселя хлебать, и полегчает от этого. И вот, стоит Ясу дурак-дураком, дышать не может, все слова позабыл, одно только и помнит.
-- Возьмите меня, -- говорит, -- Хайдо-сан... в младшие братья!
Глянул Хайдо на Ясу взором веселым да таким ясным, что тому показалось, будто иероглифы огненные у него на лбу проступают, и все мысли и желания тайные этими иероглифами как есть написаны. Захотелось тут Ясу уже сквозь землю провалиться, но смилостивился над ним Хайдо, взор свой ясный отвел, да вид сделал, что ничего не понял. Ветошью прикинулся и спрашивает:
-- А как это – в младшие братья? Это же помогать надо, заботиться… а мне бы самому кто сопли утер…
Немедленно к Ясу-куну дар речи вернулся.
-- Я вам в тягость не буду!
-- Ну, коли так, давай телефонами меняться.
И симку из своей Моторолы вынул. Еще сильнее Ясу захотелось сквозь землю провалиться, прям чтоб проглотила она его и облизнулась, -- но поздно. Нокия ведь у Ясу, и стыдно до ночных кошмаров ему было такой обмен совершать. В том коварство Дойхачиро и заключалось: засмущать человека до нервного расстройства, а потом и самых невинных слов свежеиспеченному невротику довольно, чтобы холодным потом в его присутствии обливаться и в обморок падать.
Стал Ясу-кун в младших братьях у Хайдо-сана. Но мало ему, ведь нельзя любовь его братской назвать, хоть и хотелось бы очень. И так как нетверд в намереньях своих Ясу, то хорош он, то нехорош от любви этой делается. Когда хорош он, то доброго советчика слушает, а когда нехорош – то недоброго. Советчик добрый, что за правым плечом стоит, молчит да вздыхает; а советчик недобрый, что за левым плечом, много болтает и морочит голову.
Не выдержал Ясу сам с собой бороться и побежал опять к Хайдо-сану. На колени перед ним упал и говорит:
-- Люблю вас до умопомрачения… хочу рядом быть днем и ночью...
Смотрит Хайдо и видит – совсем Ясу невменяемым стал. «Однако, надо его как-то в чувство привести, а то пропал человек, а ведь не бесталанный он!»
-- Держи, -- говорит, -- ключ от номера моего. Приходи в полночь. Сумеешь меня разбудить – полезем на крышу звезды смотреть. Не сумеешь – на себя пеняй…
Язык Ясу проглотил, ключ рукой как у мертвеца застывшей принял и пошел к себе. Идет и дорогой думает: «Знать, испытывает меня Хайдо-сан, да как еще! Не ведал я, что садист он опытный. Но что же делать мне? Вот дьявольское искушение! Либо просветленным я прямо сегодня стану, либо ждет меня казенный дом. Психушка называется.» А ключик руку так и жжет, так и жжет. О себе, значит, напоминает.
Как время подошло – сломался Ясу. Ноги сами собой к двери заветной привели… Руки сами собой ключ в замке повернули…
Тихим светом ночным комната освещена, посредине кровать стоит, а вокруг кровати капканы понаставлены. Глянул Ясу…
…и видит картину дивную: лежит себе Хайдо на кроваточке, спит -- волосы разметались, одеялко съехало; спит, значится, носом в подушечку, а попкой кверху, а на спине аккурат между лопаточек сидит здоровенная бабочка коричнево-золотая и крыльями помавает так -- сны нагоняет хорошие. Засмотрелся Ясу на это все и в капкан наступил. Капкан защелкнулся, Ясу завопил волком и выбежал вон. А Хайдо только на бок повернулся и спит себе дальше.
На вторую ночь сам себя Ясу спрашивает, не хватит ли с него, но влечет его с силой неодолимой – кажется, будто душу из него вынают. И – ах! – Ясу сам по себе, а тело его – само по себе, идет куда вздумается, а куда вздумается – известно. И приходит опять к двери заветной (с номером 666))), а дверь приоткрыта чуть-чуть – будто поджидает Ясу кто. Глянул вновь…
...и видит картину еще более дивную: лежит себе Хайдо на кроваточке, спит – волосы по подушечке разметались, щечки разрумянились, одеялко съехало; спит, значится, на спине, руки-ноги в разные стороны, пижамка задралась – а на животе у него аккурат посередине сидит здоровенная коричнево-золотая бабочка, усиками поводит, щекотит, а Хайдо так крепко спит, что не шевельнется даже, чтоб согнать вредину... Сглотнул слюнку Ясу, зашатался – и в капкан ка-ак наступит! Взвыл волком и вон выскочил. Аж бабочка взлетела с перепугу. А Хайдо пофиг – повернулся на бок и спит себе дальше.
На третью ночь Ясу себя заранее наручниками к батарее приковал. И снотворного перед тем выпил. Заснул быстро и видит сон вещий: идет он опять знакомым коридором, мимо двери с первой цифрой 6 мелькают, только ноги у Ясу какие-то тяжелые – за ковер запинаются. Смотрит он с ужасом и думает: «Не-ет, лунатизма у меня в роду никогда не было… неужто я от батареи как-то отковаться смог?» Глядь на руки – а батарею-то он с собой тащит. А дверь заветная впереди – нараспашку. «Ну все, пришел мой час, -- Ясу думает, -- завтра в психушку поеду прямо отсюда… Ну, значит, была ни была!»
...предстала перед ним картина – не видал чудеснее. Лежит Хайдо на кроваточке, спит и во сне чуть-чуть улыбается, волосы по подушечке разметались, одеялко съехало, пижамная рубашечка распахнулася... вдруг потянулся он во сне сладко-сладко... Тут закружилась голова у Ясу-куна, упал он в обморок, грянулся о сыру землю, обернулся серым волком, десять капканов на нем защелкнулись... завопил он не своим голосом и проснулся. Только об батарею стукнулся сильно.
На другой день встречает Хайдо-сана, и тот говорит укоризненно:
-- Что ж ты меня, Ясу-кун, не разбудил? Мне так на звезды посмотреть хотелось – а я просыпаю все время, когда Орион восходит… И парад планет уже прошел…
А Ясу-кун улыбается, от счастья вне себя, и отвечает:
-- Жаль мне будить вас было.
Хлопнул тут Хайдо Ясу по плечу с размаху и говорит:
-- А приходи на мою свадьбу! Пол-Японии гулять будет – и ты приходи. Поздравишь нас с Казом.
Чуть на месте Ясу не скончался, однако пришлось ему на свадьбу Хайдо идти.
А о том, вы, наверно, читали у того, кто там был, мед-пиво пил…

back