Йошики, склонный к главенству над другими, в сексе тем не менее предпочитает быть снизу. Но даже и в этом случае его требовательное и хриплое «ещё!» звучит почти как в студии, когда он непререкаемым тоном объявляет об очередной перезаписи.
Мы оба избегаем произнесения слова «любовь» по отношению друг к другу. Я – потому что боюсь озвучить свою безумную привязанность к нему, а Йошики… Здесь я могу только строить догадки и хранить в памяти как редчайшую драгоценность его «Тоши…люблю», сказанное во время нашего первого раза, когда он, рвано дыша, выгибался подо мной в оргазме.
Со стороны мы выглядим просто как старые друзья. Да я и сам во время бесконечных концертов и напряжённой работы по записыванию песен успеваю забыть, что между нами есть что-то ещё кроме дружеских похлопываний по спине и взаимных дурачеств на сцене. Но всё меняется, когда я чувствую в середине очередного тяжёлого дня прикосновение к моему локтю и едва слышный шёпот у уха: «…сегодня у меня». В груди мгновенно поднимается жаркая волна, и по спине ползут мурашки - с самого начала наших отношений апартаменты, снимаемые Йошики, ни разу не использовались нами для разговоров.
Иногда я пытаюсь понять, когда это могло начаться. В памяти всплывает один из жарких июльских дней. Примечателен он был тем, что тогда наша едва начавшая жить группа чуть не оказалась на грани распада.
В тот день Йошики, расстроено запустив пальцы в пышную шевелюру и взлохмачивая её, метался по студии, в которой тогда по неудачному стечению обстоятельств оказались лишь мы вдвоём. Я сидел на продавленном кресле, обеспокоенно следя за его стремительными движениями. На душе кошки скребли.
- Уже столько раз!.. Нам, наверное, так и не найти постоянных участников для группы. Осточертело! – Йошики с размаху пнул диван и сел рядом со мной.
Я нашёл в себе силы улыбнуться.
- Всё будет хорошо. Мы ведь уже чего-то добились, правда же? Нельзя останавливаться на полпути!
Я говорил и сам начинал верить в свои слова. Йошики посмотрел на меня, и моя улыбка отразилась на его лице.
- Ну, что делать, будем пробовать, – в нём уже вновь кипела энергия созидания, - Тоши, спасибо, что ты со мной!
Внезапно Йошики звонко поцеловал меня в губы, и его как ветром унесло к любимой ударной установке. Я сидел, наверное, ещё с минуту с самым наиглупейшим выражением лица.
Несколько лет спустя состоялся наш первый концерт в Токио Доме. Приветственные крики многотысячной толпы и овации опьянили нас всех. Йошики шатался от усталости и судорожно сжимал сзади шею, но его улыбка сияла ярче слепящих софитов этого огромного стадиона. Невольно я засмотрелся на него – светящийся от счастья Йошики был прекрасен.
Потом последовала обычная послеконцертная суета – бегающий вокруг персонал, полотенца на плечи, несколько жадных глотков воды, – и тут Йошики, увернувшийся от врача, практически утаскивает меня в соседнюю гримёрку, где было восхитительно безлюдно. Задыхаясь от эйфории, мы улыбались, глядя друг на друга. И вдруг одновременно выпалили:
- А помнишь…
- А ты помнишь?..
Мы засмеялись, а когда Йошики снова заговорил, речь его звучала прерывисто и взволнованно:
- Знали ли мы тогда…когда у нас не было никого, кроме нас самих…что однажды здесь, в Токио Доме!..
Только я мог полностью разделить его счастье. Мы вдвоём прошли весь этот путь, вдвоём поддерживали друг друга, когда всё становилось плохо. Сегодня был наш с ним триумф! В голове пронеслись все моменты, связанные с «X», начиная с моей фразы около восьми лет назад вечером в доме Йошики: «Йо-чан, а давай вместе поедем в Токио заниматься рок-музыкой!». Столько времени прошло с момента произнесения этих слов – и вот мы стоим в одной из гримёрок самого большого концертного зала Японии после прекрасно проведённого концерта, и у нас в глазах сияет, отражаясь в зрачках друг друга, яркое пламя исполнившейся мечты.
Не в силах сражаться с нахлынувшими эмоциями, я пылко обнял Йошики, чувствуя, как и его руки смыкаются у меня за спиной. Ослабив объятия, я отстранился, желая сказать ему что-то, но слова вдруг застряли у меня в горле, потому что наши горящие взгляды встретились, и мы одновременно прочитали в глазах друг друга что-то новое. Всё тело будто током прошило. Через секунду я понял, что ещё крепче обнимаю его разгорячённое после концерта тело, а он запускает чуть дрожащие пальцы в мои волосы, резко приближая своё лицо к моему. Я тогда даже не думал о том, что это неправильно.
Если честно, в моей голове тогда вообще не было ни единой мысли.
Сознание выхватывало какие-то обрывки реальности: потрескивание мигавшей лампы, смех за стеной, оклики… Кажется, звали нас. Или нет?.. Все мои чувства в тот момент сосредоточились на Йошики. Я будто впервые его увидел и глядел на него, узнавая и не узнавая, остро ощущая каждое его движение, каждый вдох.
Это было абсолютное взаимопонимание. Мы тогда так ничего друг другу и не сказали, потому что всё было понятно и без слов. Мы просто стояли в тесных объятиях и страстно целовались - а на потолке потрескивала лампа, и за окном где-то недалеко гудели машины.
Я не верю в судьбу, но мне в последнее время кажется, что наша дружба неминуемо должна была однажды перерасти в более серьёзное чувство. Слишком многое нас связывает, слишком долго мы неразлучны, слишком… Да вообще очень много этих «слишком».
Может быть, даже слишком много.
Я не помню, когда начал чувствовать безумную усталость. Проблемы с братом, всё усиливающаяся тяга к перфекционизму у Йошики и множество других мелочей – всё это стало сильно давить на меня. Оказалось гораздо тяжелее стоять на сцене и петь перед многотысячной толпой, как будто во мне перестало хватать каких-то эмоций. И ещё я постоянно ощущаю на себе его взгляд. Когда оборачиваюсь, он вовсе не смотрит на меня и сосредоточенно играет. Но чувство пристального внимания всё равно никуда не уходит. Это что, паранойя?
Мои чувства стали раздваиваться, как и моё сердце. Я знаю, что значит для меня Йошики. Но кто для меня Каори? Иногда мне кажется, будто она вытаскивает меня из серых будней и проводит в какой-то абсолютно новый, яркий мир, где все друг другу как братья. И я со страхом думаю о возвращении в студию, в которой начал чувствовать себя почти как в тюрьме. Но когда я вижу такие знакомые и любимые черты живого лица Йошики, то ужасаюсь своим предыдущим мыслям. Однажды придётся превращать в прямую этот странный треугольник, но во мне сквозит нехорошее предчувствие, что любое принятое мной решение приведёт к катастрофе.
Когда всё успело пойти не так? Когда поезд моей жизни, так быстро мчавшийся вперёд, начал сходить с привычных рельсов? Последнее время эти вопросы не дают мне покоя. И вслед за ними возникает третий – что же теперь делать?
Все эти горькие размышления вихрем проносятся в голове, пока я ласкаю Йошики и целую его тонкие пальцы. По полу скользят наши причудливые тени, создаваемые стоящей на прикроватном столике лампой. Ему нравится заниматься любовью при свете, потому что он хочет видеть мои глаза. Он всегда хотел, чтобы я смотрел на него – и во время секса, и на сцене, и в жизни. Смотрел на него и следовал за ним.
Я тону в его глазах, и на мгновение мне кажется, что он видит меня насквозь и уже знает про мои сомнения… Нет, не может быть.
Мы целуемся, и он глядит на меня – его взгляд и яростен, и нежен, Йошики неистово терзает мои губы, вызывая во мне невольный стон. Я догадываюсь, что ему просто нравится в такие моменты слушать мой голос.
Я знаю, что Йошики безумно его любит. Мой голос. Но ещё больше он любит доводить любое дело до совершенства, и я всё чаще не понимаю, чего же он хочет от меня. Его указания становится всё труднее выполнить. Когда приходится по новой перезаписывать мой вокал, я часто вижу на его лице плохо скрытое выражение досады, и во мне просыпается обида. И почему бог не наградил меня вместе с голосом таким же тонким слухом, как и у Йошики?.. Половинчатый какой-то дар получается…
Йошики запрокидывает голову и, положив руку на мой затылок, притягивает ближе к себе. Я целую его шею, обхватывая её сзади пальцами – нежно, чтобы не причинить ему случайно боль неосторожным движением.
Он ещё не осознаёт, что переходит за грань собственных возможностей, пытаясь воссоздать звучащий в его голове образ Идеальной Музыки. А мы видим это и понимающе переглядываемся в студии; в глазах каждого из нас – тревога.
Да, не одна только усталость точит меня изнутри. Страх тоже нашёл себе место в груди, свившись в ней тяжёлым давящим клубком. Я слишком люблю Йошики, чтобы не бояться за него. Его вечно стремящийся к совершенству дух не знает пределов, но сам Йошики уже не выдерживает такой нагрузки.
Как распутать этот узел и найти решение для всех проблем сразу?..
Йошики садится на край кровати и закуривает. Некоторое время он сидит отрешённо, отвернувшись и рассеянно стряхивая пепел прямо на прикроватный столик. Затем он оборачивается – хмурясь и внимательно вглядываясь в меня:
- С тобой что-то не так, - утверждение, - Тебе нечего рассказать?
Значит, всё-таки заметил.
- Да нет, всё хорошо, - недоумённо пожимаю плечами.
Глаза Йошики буравят меня ещё секунду, но я выдерживаю его взгляд. Он снова отворачивается и нервно тушит окурок о будильник.
А я смотрю на его устало сгорбившуюся спину и всё думаю, думаю…

back