* * * * * *

Гакт ухватился за стену и затряс головой. Он уже второй день не мог выбраться из квартиры Толла, где большая толпа джей-рокеров отмечала двадцатипятилетие БакТиков. Стоило Камуи заикнуться о том, что его дела ждут, как гостеприимный хозяин квартиры наливал ему ещё. "На посошок", так сказать. И заканчивалось это тем, что бывший вокалист Malice Mizer зависал ещё на полчаса-час.

И именно поэтому Гакто в данный момент старался передвигаться как можно незаметнее, чтобы снова не попасться на глаза участникам Buck-Tick.
Отлепившись от стены, Камуи сделал шаг. Ещё один. И ещё. Лишь по прошествии пары секунд он осознал, что летит. А кто виноват? Естественно, сам пьяный вокалист, который не заметил спящего на полу Пату.

Позорно пропахав носом пол, Гакт свалился окончательно. И в этот самый момент закон подлости решил, что унижений Камуи явно мало. Входная дверь открылась, являя Гакту Ману и Кози.

— Оу, как мило, — Мана скривился. — Ты меня так ненавидишь, что падаешь передо мной на колени.

— Гакто-кун! — Кози поднял офигевшего бывшего согруппника с пола и сжал его в медвежьих объятиях. — Сколько лет, сколько зим!

— Ага, — тупо кивнул тот, пытаясь выбраться из стального захвата гитариста. Мана со скучающим видом наблюдал за этими трепыханиями.

— Пойдём выпьем! — Кози отпустил вокалиста, приобнял Ману за плечи и направился в гостиную. — Столько лет же не виделись.

— И ещё столько же бы не видеться, — пробурчал Мана, отворачиваясь. — Что, Гакуто, совсем дела плохи, раз пьёшь с Бак-Тиками?

— Иди ты, — огрызнулся Камуи, наливая себе виски. — По крайней мере, мои дела получше твоих бабских шмоток!

— Помнится, раньше они тебе нравились, — улыбнулся экс-лидер Малисов.

— Я не пидор! — возмутился его собеседник. — Это ты баба!

— А как же Чаченька? — приподняв правую бровь, съязвил Сато. — Или вы только музыку вдвоём пишете? Ночью и у тебя.

Забытый всеми Кози, открыв рот, переводил взгляд с одного своего друга на другого.

— А ты вообще музыку писать не умеешь! — заорал Гакт, злобно зыркая на Ману. — Только по сцене дефилировать и посылать в толпу воздушные поцелуйчики.

— Всё же получше твоей "Ваниллы", — скривился тот.

— Да заткнитесь вы оба! — раздался с пола чей-то недовольный голос. — У обоих музыка дерьмовая.

Сато, обернувшись на этот вопль, медленно и с достоинством прошёл в центр комнаты, собираясь найти нахала и разобраться с ним. Задел кого-то изящной ножкой сорокового размера. Опустил взгляд вниз. И узрел раздражённого Атсуши Сакурая в опасной близости от своей конечности.

— Простите, Атсуши-сан, — бывший лидер Малисов на автомате ещё раз пнул это тело. — Я нечаянно.

— Столько лет прошло, — протянул Камуи, язвительно улыбаясь, — а ты всё такой же отвратительно неуклюжий...

Оскорблённый до глубины души Мана повернулся, опять задев своей обувкой рёбра Атсу, медленно и плавно подошёл к обидчику и с абсолютно каменным лицом заехал ему в челюсть. Гакт обалдело крякнул. Потряс головой и бросился на агрессора с кулаками, перебирая весь свой немаленький словарный запас.

К счастью для Сато, Кози вовремя вышел из ступора и перехватил вокалиста. А там и Джей подоспел. Но Гакуто всё ещё орал благим матом. Впрочем, и Мана от него не отставал. Поэтому звуковой фон в комнате вполне мог заглушить и аэропорт.

— Атсу, мать твою за ногу! — завопил с дивана Имай, махая руками и рискуя свалиться. — Успокой этих психов, или я за себя не отвечаю!

— При чём здесь я? — огрызнулся с пола Сакурай.

— Ты ближе лежишь, — подал голос Иссей, растёкшийся по креслу.

Крайне недовольный Атсуши, которому на такие аргументы возразить было нечего, тяжело поднялся со своего места. Приблизился к Мане. Ухватил хрупкого гитариста за талию. Закинул к себе на плечо. И, не обращая внимания на вопли и удары по спине, неторопливо направился в спальню.

— О, Мана, ты должен быть счастлив, — заржал безуспешно вырывавшийся Гакт. — Ты станешь подстилкой самого Атсуши Сакурая. Сколько ты об этом мечтал, а?

И тут не вынесла душа поэта. Экс-лидер Малисов заверещал, как сирена на заблудившуюся подводную лодку. Оглушённый Сакурай ослабил хватку и попытался закрыть уши руками. Сато меж тем слетел с широкого плеча, со всех ног подбежал к наглецу и врезал ему в глаз. Тот вырвался из державших его рук и быть бы Мане трупом, если б Атсуши не затолкнул его в спальню и запер дверь изнутри.

Гакт начал колотить в дверь, требуя, чтобы Мана вышел и покаялся, а тот только недовольно смотрел на дверь, будто бы забыв, что объект его неприязни не видит этого. Атсуши же, не обращая внимания ни на бушующего за дверью вокалиста, ни на раздраженного гитариста, подошел к небольшому бару, спрятанному в углу, и достал оттуда бутылку и бокал. Правда, когда он наполнил бокал золотистым в неярком свете виски и поднёс его ко рту, Мана сразу же подошел ближе и выхватил у него из рук напиток, выпивая всё одним большим глотком и даже не морщась.

Сказать, что Атсуши был шокирован, значило не сказать ничего. Такое поведение Маны было поразительным и никак не вязалось с образом этакой мрачной, но изысканной лоли. Атсуши удивлённо смотрел на Ману, словно видел впервые. Хотя, возможно, так оно и было. Он словно увидел новую грань этого человека. Да, тот не только в платья наряжается, но и выпить может, причём, вот так, можно сказать, по-мужски. Недовольный, что на него так пялятся, Мана сжал губы в тонкую линию и с громким стуком поставил стакан на стол. Атсуши решил, что нужно как-то успокоиться и прийти в себя от пережитого потрясения, и не придумал ничего лучше, чем ещё налить себе янтарной жидкости. И только он сделал глоток, как стакан снова был бесцеремонно вырван у него из руки. Мана, с вызовом глядя на Атсуши, опять осушил стакан. Взирал он на Сакурая высокомерно и даже с раздражением. Ману явно раздражала ситуация, в которой он оказался, и окружающие люди, а в первую очередь – Атсуши.

Самому Атсуши было смешно. Он в третий раз налил себе виски и, внимательно следя за Маной, осушил его. Тот, на удивление Сакурая, даже не попытался снова украсть у него бокал, лишь стоял и молча смотрел за воровато косящимся на него вокалистом Buck-Tick. Словно это не Сато несколько минут назад ограбил того на предмет дорогого алкоголя, а наоборот. Всё это больше напоминало Мане то ли неудачную комедию, то ли цирк уродов. Он раздражённо снял пиджак и кинул его на кровать, следя за тем, как Атсуши медленно подходит к нему, мягко и слишком добро улыбаясь. Эта улыбка настораживала, а чутьё Манабу ещё никогда не подводило его. Всё так же ласково скаля зубы, Сакурай мягко проговорил:

— Раздевайся, солнышко.

Мана был крайне шокирован таким заявлением. Его, столько важную и, несомненно, утончённую натуру оскорбили до глубины души такой грубостью.

— рости, что ты сказал? А не охуел ли ты часом, а?

Сакурай, глядя на Ману с угрозой, спокойно подошел к двери. Блеск в его глазах ничего хорошего не предвещал. Атсуши молча показал Мане ключ и вопросительно поднял бровь. Мана намёк прекрасно понял. Встретиться со злым Гактом было худшим из зол, поэтому Мана, сердито сопя, начала расстёгивать рубашку. Движения были порывистыми, нервными. Мана потихоньку закипал, но всё же старался держать себя в руках. Сняв рубашку, он швырнул её прямо в лицо нагло наблюдавшего Атсуши. Щёки Маны уже пылали румянцем, черты лица заострились. Он скрестил руки на груди, и, смерив Атсуши полным нескрываемой злобы взглядом, заявил:

— Доволен? С меня хватит, стриптиз окончен.

— Не так быстро, детка, — протянул Сакурай, хищно улыбаясь и поигрывая ключами. Он многозначительно взглянул на дверной замок и улыбнулся. — Хорошо, если ты не собираешься порадовать меня своим обществом, то я тебя отпущу.

За дверью всё ещё слышались возня и тихий мат в исполнении Гакта. Лимит терпения Маны был исчерпан. Он сердито выдохнул и быстро зашагал к Атсуши. Первый размашистый удар был для того полно неожиданностью.

Мане даже показалось, что Сакурай удивился такому повороту событий. Он выпрямился, посмотрел на Сато. Зажмурился, словно думая о чём-то очень приятном, а потом дал Манабу лёгкую пощечину. И сразу, не давая тому опомниться, схватил за руки. Легонько подталкивая, он подвел его к кровати и не очень-то аккуратно повалил на неё, садясь сверху. Потом Атсуши долго пытался одновременно удержать вырывающегося мужчину под собой и стянуть с того шарфик, небрежно повязанный на шее. Когда с аксессуаром небесно-голубого цвета было покончено, Сакурай довольно ловко привязал руки Маны к изголовью. Полюбовавшись своей работой и, мягко говоря, удивленным лицом гитариста, он слез с него и пошел обратно к бару, на котором оставил бокал и бутылку с виски. Самодовольно глядя на Ману, как на какого-то мелкого воришку или пирата, которого схватил, связал и собирается доставить своему королю доблестный рыцарь, он с удовольствием наполнил бокал, медленно осушил его, краем глаза наблюдая, как Мана завистливо смотрит на виски.

Потом Сато вроде бы опомнился и заметил, что привязан к кровати, а рядом находится Атсуши, который так славится своими любовными похождениями, да ещё и привязан собственным шарфиком, который он купил специально для особых случаев. Последнее стало последней каплей и он, яростно завозившись, заорал:

— Ааа, да спасите же! Насилуют! Спасите, люди добрые!!!

В ответ из-за двери, где крики Гакта только начали утихать, раздался ещё более уверенный крик вышеупомянутого:

— Так тебе и надо, баба недоделанная!

Сакурай мило улыбнулся, но это точно не предвещало ничего хорошего для Маны. Сато яростно дёрнул руками, но те были слишком крепко привязаны. А Сакурай тем временем с грацией кота подошёл ближе к кровати и одним плавным движением скользнул к Мане, нависая над ним. Улыбка стала откровенно похотливой, взгляд же был диким, хищническим. Мана всё ещё продолжал свои тщетные попытки вырваться, но когда горячее дыхание коснулось его щеки, он на миг остановился. Но потом он задёргался ещё более яростно и отчаянно. Сакурай нежно провел рукой по его щеке, и резко поцеловал его. Мана растерянно замер. Атсуши целовал настойчиво, но не грубо, и в то же время касался ставшего внезапно покорным тела под собой. От этих ласк у Маны словно горела кожа. Всё-таки, как бы там ни было, а удовольствие он любил получать, а раз вырваться никуда он не мог, то решил, что стоит расслабиться и воспользоваться сложившейся ситуацией.

Сакурай между тем продолжал свои ласки, лишь иногда срываясь на грубость. Он мял податливые бока тела под собой, жарко вылизывал чужой рот, ловя кончиками губ тихие, едва слышные стоны. Мана только покорно подставлял свое тело под обжигающие ласки, стараясь не думать о том, что скоро Атсуши надоест доставлять удовольствие другому мужчине, и он потребует внимания к себе. Постепенно поглаживания Сакурая стали больше похожи на попытки снять с Сато одежду. Тот покорно прогнулся, давая стянуть с себя штаны, совершенно неожиданно подумав, что штаны наверняка помнутся. Только он хотел попросить Сакурая кинуть его брюки как-нибудь поаккуратнее, как его партнер снова навалился на него всем телом, попутно снимая с себя рубашку и тоже стягивая джинсы.

— Эй, Манабу-кун, ты как любишь, помягче или можно без подготовки? — переходя на шею, больно вылизывая её и прикусывая, спросил Атсуши, срываясь на громкий шёпот.

— Помягче, — слабо простонал Мана, пытаясь пошевелить уже затекающими руками. Боль в плечах заставляла его немного отвлекаться от ласк неожиданного любовника.

— Не имеет значения, — довольно произнес Сакурай, отрываясь от шеи гитариста и нависая над ним, упираясь руками в кровать по обе стороны от голого и влажного от их общего пота и слюны Атсуши тела. — Ты был сегодня очень плохим, тебе не следовало злить меня… Думаю, тебя стоит наказать. Да и при том, если верить Гакто-куну, не такой уж ты и девственный. Даа? Может тебя заводит грубость? Смотри-ка, действительно!

Сакурай, всё ещё не прикасаясь к самому Сато, указывал хитрым взглядом на нижнее бельё Маны, вполне однозначно говорящее, что происходящее его телу уж точно нравится. Мана, совсем потеряв стыд, как по мнению Атсуши, с вызовом глянул на того:

— А тебя заводит трахать обездвиженное тело, а, А-чан?.. Нашел бы бревно себе на потеху, престарелый извращенец! — Мана так же хитро посмотрел на Атсуши, указывая взглядом на такой же стояк, как и у него.

Такого оскорбления Атсуши снести не мог. Он приник к груди Манабу, кусая её то там, то там, почти касаясь зубами напряжённых сосков. В перерывах между укусами, не обращая внимания на стоны Маны, он говорил:

— Ты точно нарвался… Маленькая порочная шлюшка… Именно так. Если бы я любил менее активных партнеров, то точно не выбрал бы тебя… Слишком уж ты разговариваешь много… — последние слова растворились в громком стоне, сплетаясь в такую жаркую и интимную музыку. Сакурай улыбнулся шире. — Тебя же заводит… Негодник, тебя же заводит, когда я… называю тебя шлюшкой, так?.. И это я извращенец…

Мана яростно дёрнулся. Всё же, показывать свою покорность он не желал до последнего. Но Атсуши уже было всё равно. Он задал идеальный для себя ритм, двигаясь в теле Маны быстро, но размеренно. Манабу закрыл глаза. Казалось, что его качает на волнах. Он чувствовал одновременно слишком много: ему было хорошо, спокойно, но в то же время он будто горел от каждого движения и прикосновения. Атсуши схватил его за бёдра, и стал резче вбиваться в тело, отвечающее стонами на каждое его движение. Наверняка на бедрах Маны останутся синяки, но им обоим было уже всё равно. Были лишь стоны, касания, хриплое дыхание, ускоренное сердцебиение и поглощающее разум наслаждение. Они оба давно не испытывали ничего более сильного. Возможно, к этому располагала ситуация и обстоятельства. Всё-таки, не так уж часто доводится заниматься сексом, когда за стенами множество знакомых людей, которые наверняка прекрасно слышат стоны и вздохи. И это ещё сильнее создает чувство порочности происходящего действа. А запретный плод всегда слаще, и то, чего делать не стоит, делается с гораздо большим удовольствием. Атсуши укусил Ману за плечо, а затем протяжно застонал и кончил. А затем несколькими движениями руки он довёл Ману до оргазма.

Несколько минут ушло на то, чтобы отдышаться. А затем Сакурай аккуратно вытащил из-под Маны одеяло и накрыл их двоих. Слабость во всем теле не располагала к движениям, поэтому он устроился поудобнее, обнимая Манабу, и, уставший и удовлетворённый, уснул. А Мане так и пришлось засыпать со связанными руками. Хотя было неудобно, но сил, чтобы вновь попытаться освободиться не было, а Сакурай сразу же уснул, и разбудить его не удалось.

* * * * * *

То, что утро в квартире Толла добрым не бывает, Атсуши Сакурай понял лет этак двадцать назад. Но так как у вокалиста не хватало силы воли отказать старшему товарищу, то он раз за разом попадался на этот крючок и регулярно страдал от жестокого похмелья.

И именно поэтому Атсуши в то утро поднялся с кровати. Тихо матерясь сквозь зубы, отыскал свою одежду. Напялил её на себя и пополз к себе лечиться от похмелья. О том, что Мана так и остался привязанным к кровати, Сакурай вспомнил лишь тогда, когда уже выпил кофе с коньяком и собрался ложиться спать. Вспомнил, махнул рукой, обнял подушку и заснул.

* * * * * *

Гакт поднялся с пола. Ежеминутно натыкаясь на валявшиеся вокруг тела, поплёлся на кухню. Опохмелился. Вернулся в гостиную. Заметил приоткрытую дверь спальни. Любопытство взяло верх над ленью, и Камуи на цыпочках прокрался в комнату.

То, что он там узрел, надолго повергло вокалиста в состояние лёгкого шока. Спящий Мана. Обнажённый спящий Мана. Обнажённый спящий Мана, привязанный к кровати своим же шарфиком.

"Допился," — подумал Гакуто, обалдело пялясь на своего бывшего лидера.

И тут Сато открыл глаза и сдержанно выругался, пытаясь освободиться и через слово поминая старого извращенца Сакурая. Гакт икнул. Мана обратил на него свой жалкий взор. Пару минут враги молча пялились друг на друга. Затем гитарист пронзительно завизжал.

На крик прибежал Кози. Не разобравшись, что к чему, он врезал Камуи в другой глаз и кинулся отвязывать друга. Тот верещал, извивался на кровати и матерился, обрисовывая всё, что сделает с вокалистом БакТиков при первом же удобном случае. Камуи аж заслушался. Ровно до тех пор, пока не получил тычок по рёбрам от бывших согруппников.

— А ведь всё из-за тебя, Гакто-кун, — подозрительно мягко улыбаясь, протянул Кози. — Не думаешь ли ты, что должен хоть как-то загладить свою вину?

Бывший вокалист Малисов энергично затряс головой, демонстрируя полнейшее нежелание связываться с Атсуши. Мана и Кози злобно на него уставились.

— Ладно-ладно, — Гакт поднял руки в защитном жесте. — Я согласен.

* * * * * *

Назойливая трель дверного звонка доводила Атсуши до белого каления. Злость постепенно одерживала верх над ленью. Вокалист Бак-Тик встал, даже не потрудившись надеть на себя хоть что-нибудь, широкими шагами прошагал к двери и резко распахнул её.

Гакт, Мана и Кози, уже приготовившиеся бить мерзкого насильника, опешили на секунду.

— А, это ты, малыш, — протянул Сакурай, делая шаг в сторону. — Тебе так понравилось, что ты хочешь продолжения? А эти двое тогда зачем? Я не занимаюсь групповым сексом.

Мана тихо зарычал. Его гордость была даже не задета. Она была безжалостно растоптана грязными солдатскими ботинками тридцать девятого размера.

— Сволочь ты всё-таки, Сакурай, — холодно бросил бывший лидер Малисов, разворачиваясь и уходя, — редкостная.

Гакт и Кози поспешили за другом, испепелив Атсуши взглядами. А тот ещё пару минут стоял и чесал затылок, не понимая, какого это хрена его вообще побеспокоили и что здесь происходит.

back