В Японии редко идёт снег, особенно в канун Рождества. При желании Камиджо смог бы вспомнить каждое из них. При желании... которого не было. Присутствовало только желание как следует напиться и не отпускало уже больше четырех месяцев. С тех пор, как умер Жасмин.
Стало ли это ударом? Безусловно. Сильным, крайне болезненным. Именно для самого Камиджо. Его до сих пор преследовало в кошмарах заплаканные глаза Хизаки и его крик: "Это ты во всем виноват!"
Да, виноват...
Огромных усилий стоило утаить истинную причину смерти Жасмин Ю. Сказано было много громких слов и о том, что Япония потеряла талантливого музыканта, великолепного басиста, и о безвременном уходе из жизни просто замечательного человека: Кагеяма Юити. Но ни слова о причине.
"Мы все виноваты..."
"Хизаки..."
"Не трогай меня... Пожалуйста..."
"Но я..."
"Прошу тебя... Если ты меня любишь..."

Камиджо застонал и прижался лбом к холодному стеклу. Где-то там, внизу, люди спешили по своим делам. Возможно, искали подарки своим близким или шли домой, где их ждали. Туда, где их любили.
Хизаки так и не простил его. Но так нужно было, нужно! Неужели, это так сложно понять? Бас Жасмин был слишком слабым для группы. Рано или поздно, ему пришлось бы уйти. Подписание "увольнительной" стало бы идеальным вариантом для всех. Кто знал, что всё так обернётся!
"Это мы виноваты, мы..." - безостановочно шептал Хизаки, узнав о самоубийстве Ю.
Они действительно были друзьями. Такие разные. Почему? Потому что оба носили платья? Камиджо не знал этого. Он знал лишь только то, что после смерти Жасмин Хизаки отдалился от него.
Больше не было тех посиделок по вечерам, наполненных бесконечной, щемящей сердце, нежностью. Не было тёплых утренних пробуждений рядом с любимым человеком. Не было столь коротких дней, пролетающих в одно мгновение и, одновременно, тянущихся так бесконечно. И не было ночей. Жарких, страстных и лениво-неспешных.
Не было ничего...
А Хизаки стал прятать глаза при встрече, начал избегать любых, даже самых робких и невинных прикосновений.
И это было больнее всего.
Как же Камиджо хотелось вернуть того мальчишку, что ворвался к ним в гримёрную и попросил разрешения выступать вместе с ними. Такое чувство, что всё это было целую вечность назад.
Мужчина не сдержался и ударил раскрытой ладонью по окну. Стекло жалобно зазвенело, но выдержало. А он устал... Просто устал от всего этого. Его любимый ошибался: Камиджо тоже терзало чувство вины. Болезненно-тягучее, с привкусом безысходности. Не у кого больше просить прощения. Жасмин мёртв.
Но так хочется... Так хочется заглянуть в его глаза, обнять и, опустившись на колени, извиниться. Искренне. Так, чтобы у него не осталось ни малейшего сомнения. И в тот момент обязательно пошёл бы снег. Да, снег. Жасмин любил его.
А Хизаки бы вернулся.
Открыл бы дверь своим ключом, неслышно прошёл бы в комнату и обнял его, Камиджо.
Мужчина вздрогнул. На какое-то мгновение ему показалось, что в комнате, за его плечом, кто-то есть. Нет, какая глупость...
- Хизаки?
И только тишина в ответ. Но разве он ожидал чего-то другого?
Но...
- Жасмин?
Словно лёгкий порыв ветра.
- Кагеяма?
Нет... Это было бы слишком.
Камиджо достал из кармана пачку сигарет и закурил. Плевать, что вся комната пропахнет дымом. Наплевать. Сейчас ему это просто жизненно необходимо.
Хизаки... Вернись... Прошу тебя...
***

Ужасно болела голова, словно с сильнейшего похмелья. Камиджо тихо простонал и потянулся за часами.
Восемь утра.
Через час нужно быть в студии. Снова улыбаться и сдерживать уже практически непреодолимое желание обнять Хизаки. Просто обнять, почувствовать, что он рядом, не исчез прекрасным миражом.
Но для начала нужно хотя бы подняться с кровати.
Пройти на кухню и заварить крепкий чай. Да, именно чай. Не хотелось глотать какие-либо таблетки. Просто взять себя в руки. Жизнь продолжается.
Даже если Хизаки решит его бросить.
Рука дрогнула.
Нет... Этого не будет. Это просто не может случиться, нет.
Но долго ли он сможет продолжать себя обманывать? Прошло четыре месяца. Рано или поздно Хизаки заговорит об этом. Смирись.
Но как же это больно - убивать в себе слабую, но надежду.
Надежду, что всё у них будет хорошо.
***

Не хотелось ничего. Даже напиться. Полная апатия.
И снова он стоит у этого злосчастного окна и смотрит вниз. Как же хочется последовать примеру Жасмин и просто шагнуть вниз, к полной свободе. Ото всех.
Но там нет Хизаки...
Протянуть руку и, открыв окно, впустить в квартиру холодный ветер.
Хочется смеяться. Громко. Истерически.
Когда же всё это закончится?!
- Жасмин... - замёрзшие губы с трудом шевелятся. - Прости меня, прошу... Я... я идиот. Я... Прости, Жасмин... Ты меня слышишь? Прости...
Камиджо обессилено опустился на пол.
Это просто нервы. Просто здесь так не хватает Хизаки.
Тихий шелест юбки, и его лица коснулся край длинного красного платья. Камиджо улыбается. Воображение разыгралось чересчур сильно. Он не может быть здесь. Тем более - в сценическом костюме.
Видение закрывает окно и, сев рядом и взяв его ладони в свои руки, пытается отогреть их своим дыханием.
- Хизаки...
Такой знакомый запах. Его духи, столь похожие на женские...
- Ты сумасшедший, Камиджо.
- Ты сделал меня таким.
Он опускает голову и обхватывает себя руками.
- Ты меня простишь? - еле слышным надрывным шёпотом.
- Конечно, солнце, - коснуться таких желанных губ.
Нет, это гибкое стройное тело в его руках не мираж. Он реален...
С трудом справиться с ненавистными застежками на платье и позволить ему сползти на пол. Коснуться тёплой кожи, мягко поцеловать ключицы. Мягко прижаться губами ко рту Хизаки, заглушив его невольный громкий вздох.
Так сладко... И так желанно после долгой разлуки.
Руки поглаживают его спину, иногда несмело опускаясь ниже, от чего на скулах Хизаки вспыхивает румянец, которого не возможно не попробовать слизнуть.
- Камиджо... Возьми меня...
Просьба, произнесённая горячим шёпотом прямо в ухо, вызывает стон. Подхватить лёгкое тело и осторожно перенести на диван. До спальни добраться нет сил. И, наконец, избавить идеальное тело любимого от остатков одежды.
И вот он весь перед ним. Такой красивый и такой родной. Трепетно провести по его груди, задевая соски, заставляя дышать всё громче, погладить живот, скользнуть ниже... И глубоко поцеловать, заглушая стон.
Хизаки крепко обхватил одной рукой шею Камиджо, а второй начал расстёгивать мелкие пуговицы его рубашки.
- Так не честно, - с трудом оторвавшись, хрипло пошептал гитарист. - Ты ещё одет.
Мужчина отстранился и быстро, насколько позволяли дрожащие руки, стянул одежду.
- Так лучше?
- Да...
Развести ноги Хизаки в сторону и коснуться входа в его тело, заставляя стонать.
- Возьми... Пожалуйста... Я слишком долго ждал.
- Будет больно.
- Не будет. Я... я себя подготовил.
Камиджо, что-то пробормотав, поцеловал любовника.
- Смазка?
- Плевать... - и снова прижаться губами

В нём так тесно и так жарко... Те жалкие остатки самоконтроля, что ещё сохранялись в Камиджо, исчезли без следа. Осталось только желание двигаться и доставить дрожащему под ним Хизаки как можно больше удовольствия...

- Я люблю тебя...
- И я тебя...
Ленивый поцелуй.
- Я так скучал... Простишь меня?
- За что?
- Что так долго не подпускал к себе.
...
- Камиджо?
- Всё хорошо. Я не злюсь.
- Честно? - и невинные и чистые глаза. Как у ребёнка.
- Честно.
...
- Камиджо?
- Что?
- Снег идёт.
И в тот момент обязательно пошёл бы снег
- Спасибо, Жасмин.
- Что?
- Ничего, мой хороший. Спи
Спасибо, Жасмин... И прощай. Теперь уже навсегда.

back